Под тремя коронами - [52]
Пока пан Ощера справлялся с охватившими его чувствами, вмешался хозяин дома, пан Бурштын:
— Но царем литовских зверей считается медведь, отличающийся необыкновенным ростом, силой, свирепостью и отвагой. Против него всегда шла и сейчас идет всеобщая война: самому простому человеку предоставлено право охотиться на медведей, как и на волков.
Во время охотничьих походов богатых и знатных целые селения участвовали обыкновенно в облавах, называемых перелаями. У многих не только были раньше, но есть и сейчас постоянные охотничьи дружины. В случае войны они становились ополчением, так как в охотничьих гонках по лесам и полям у них вырабатывалась удаль наездников.
Александр с интересом слушал собеседников и в конце обеда спросил:
— А что, Панове, нет ли среди вас настоящих знатоков бортного дела? Ведь медовая дань в нашем государстве уступает только рыбной. И как написано в древних актах, литовским медом пробавлялась «вся Германия, Британия и отдаленнейшие страны Европы».
Оказалось, что пан Ощера серьезно увлекался пасеками и бортными входами.
— В старину, государь, как многие полагают, все было лучше. Но и сейчас дела у пчеловодов идут неплохо. Свежая природа, обилие липы в лесах, а то и целые липовые рощи вдоль берегов Немана и других рек. К этому добавьте обилие душистых злаков и цветов на роскошно оттененных влажных почвах. Все это производит несметное число пчел. Поэтому часто мед, как и меха, заменяет собой монету, когда ее не хватает. Камни воску и сейчас вывозятся за границу, как один из самых ценных продуктов. Некоторые судебные пени взимались и взимаются определенным количеством меду, а восковыми кругами и свечами делались и делаются взыскания за церковные преступления.
Повсеместно, как и в наших местах, существует братство бортников. Они имеют присяжных лавников, старосту, судью, писаря. Медовый староста распоряжается бортной челядью и является важным человеком в поместьях и дворах. Судьей нашего бортного братства, доложу вам, я имею честь состоять.
Обед, длившийся несколько часов, утомил и стал тяготить великого князя, и он сказал:
— А не вспомнить ли нам о мудрости, которую любил повторять мой отец?
Все с ожиданием обратили взоры на государя.
А он говорил:
— Если хочешь продлить свою жизнь, укороти трапезы…
Все заулыбались и вслед за князем стали подниматься из-за стола. Но пан Бурштын предложил:
— Государь, мы здесь говорили об охоте на медведя. Но мы можем здесь, сейчас наладить псовую охоту на медведя… Правда, медведь наш, домашний… За год из молочного медвежонка превратился в сильного зверя…
Александр и Елена, как и все гости, согласились.
Мишка лениво лежал в прочной деревянной клетке с крышей и чистым полом, на сухом, душистом сене. Видно было, что цепь и железный ошейник ему особенно не мешали. От незваных гостей он не стал прятаться, наоборот — деловито поднялся и стал рассматривать людей желтыми, не злыми глазами. Затем его на цепи отвели к дубу, одиноко стоявшему у ближайшей опушки леса, и замком закрепили цепь к обручу на дереве. Ни убежать в лес, ни напасть на людей он не мог: цепь разорвать никак не получалось. Хотя сладкие и манящие запахи леса призывно звали…
Вскоре слуги привели охотничьих собак. Сначала спустили двух, и они с хриплым лаем стали нападать на медведя. Мишка сначала хотел поиграться, как он это делал с дворовыми собаками, будучи еще совсем маленьким. Но одна из собак взвизгнула и больно вцепилась ему в бедро. Мишка обиженно рявкнул и собака кубарем отскочила, но через минуту-другую снова висела на медвежьем боку.
К двум собакам егеря добавили еще трех. И теперь медвежья шерсть все чаще и чаще летела клочьями. Мишка в ответ на это окончательно осерчал. Он изловчился, резко взмахнул когтистой лапой, и одна из собак с визгом покатилась в сторону. Громыхая цепью, Мишка крутился на месте, готовый встретить заливавшихся лаем псов. Глаза у него налились кровью и все чаще и чаще подбрасываемые в воздух собаки с трудом отползали от него подальше. Но вот уже все псы спущены и целый клубок собачьих тел вертелся вокруг дуба. И многим удавалось отведать если не плоти, то медвежьей шерсти. Особенно доставала его она пестрая собака с черными метками над глазами. Она всегда нападала сзади, кусала часто и больно, а Мишка, хотя и вертелся волчком, никак не мог достать ее лапой.
Так продолжалось до тех пор, пока медведь проворно, в четыре лапы, не залез на дуб.
Вечером, перед сном, пан Бурштын обратился к великому князю:
— Поскольку великая княгиня с интересом ознакомилась с увлечением моей жены целебными травами, осмелюсь просить и тебя, государь, ознакомиться с моей недавней находкой. Вообще-то я собираю предметы старины.
Александр согласился. В сопровождении всех панов он прошел под навес с задней стороны дома, где на особой подставке лежали старые, во многом проржавевшие металлические вещи. Пан Бурштын пояснил:
— Здесь неподалеку, верстах в двух, есть несколько курганов. Один из них оказался размытым бурным летним дождем и в нем крестьяне нашли урну с пережженными костями, а над нею наружный обруч. Видимо, знак достоинства какого-то знатного человека. Обруч, как видите, состоит из бронзовой дуги, покрытой серебряной пластинкой с украшениями из серебра в середине и по конечностям. Есть здесь и круглые углубления из золота. Работа весьма искусная, отчетливая и, скорее всего, очень древняя. Возле урны лежал вчетверо изогнутый железный меч и тут же несколько копий, стремена, разные кольца и другие части оружия и сбруи, спаявшиеся от времени в одно целое.
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.