Под тремя коронами - [51]
— Эти ярко-белые нежные некрупные цветки первыми появляются из-под снега. Помогают от простуды.
Перейдя к другой корзине, она продолжила:
— А здесь лекарство от головной боли. Зацветают в апреле, имеют крупные цветки всех расцветок. А это заживляет раны. Цветет бледно-голубыми цветами и тоже в апреле.
Хозяйка рассказала обо всех травах. Елена внимательно слушала, удивляясь знаниям хозяйки, у которой, видно, все в руках спорилось.
Вернувшись к гостям, великая княгиня сказала:
— Поздравляю, пан Бурштын, с рождением сына. Будет настоящим богатырем: руки у него не намного меньше моих… В первый раз вижу такого рыцаря…
Элеонора склонилась в поклоне, пан Бурштын зарделся от оказанной чести…
Елена и Александр всячески поддерживали простую непринужденную обстановку за обедом. Шляхтичи быстро освоились и даже осмелели в присутствии великокняжеской четы. Подшучивали друг над другом, вспоминая наиболее веселое и забавное из своей тихой поместной жизни. К удивлению княгини, обед оказался богатым и даже роскошным.
Подали рысятину, которая считалась деликатесом даже за княжескими столами. Беловатое, хорошо прожаренное мясо, от которого поднимался пар, разнося неповторимый, сладковато-терпкий запах.
— Дорогая дичина, — наклонился пан Гордец к соседу. — Только удачливые охотники могут добыть ее.
— Да, пан Гордец, согласен с тобою, — отвечал Ощера. Я, как и всякий шляхтич, охоту люблю. И угодья у меня неплохие. Но встреча охотника с рысью — редкая удача. Загадочный зверь: великолепно лазает по деревьям, терпелив в засаде. Сутками может сидеть неподвижно на ветке. Все внизу у него как на ладони, его же заметить почти невозможно. Да… — протяжно протянул пан Ощера, замечая, что Александр прислушивается к его словам. И продолжил с видом большого знатока:
— Этот зверь всегда предпочитает свежую пищу, когда ее много — бросает несъеденное. Но врожденная осторожность сочетается в рыси с особенной любознательностью, впрочем, свойственной многим животным. Это и используют умелые охотники.
Видя интерес великого князя, в беседу вмешался и пан Голова:
— Да, зверь редкий, таинственный. У нас из-за пятнистой шкуры его называют тигром. К тому же умный, спокойный и рассудительный. И очень красив. Да что говорить… Просто модница: на ушах кисточки, красивая пятнистая шубка… У меня дома висят три шкуры, и продавать жалко…
— А что пан Ощера, у тебя действительно отличные охотничьи угодья? — спросил Александр.
Все с любопытством ждали ответа, так как обычай требовал в этом случае приглашать гостя на охоту.
Пан Ощера, гордый вниманием князя, поднялся:
— Да, ваша милость. Приглашаю тебя с супругой, великой княгиней Еленой, да и со всем двором ко мне на охоту. По первому снегу…
Но Александр конкретного ответа не дал, только и сказав:
— Все недосуг, Панове…
Но начавшийся разговор об охоте, столь близкой и понятной каждому шляхтичу, бурно продолжался. Помалкивавший за столом пан Голова тоже показал себя знатоком:
— Да, великий государь, все мы здесь охотники. С одной стороны охота за зверями и для наших дедов была главным занятием и вместе с тем школой военного быта. Недостаток необходимых тканей издавна восполняли у нас, как и во всей Литве, в том числе и в Черной Руси, звериными шкурами, которые в быту составляли и роскошь, и предметы первой необходимости. Настоятельная нужда в меховой одежде способствовала чрезвычайному распространению охоты… Охота полностью восполняет потребности людей в мясе. И сейчас бочки соленой и вяленой зверины отправляются по зимнему пути к иноземным приморским купцам. Мои предки, пусть память о них будет благословенна, — сказал пан, — оставили мне хорошее стадо бобров, которое составлялось искусственным подбором самцов и самок по цвету шерсти. В результате мои шкуры бобров охотно покупают даже на ярмарке в Лиде.
В разговор вступил и Басенок. Рассудительно и спокойно он стал рассказывать:
— В моем доме еще хранятся трофеи предков, охотившихся на золоторогих, как говорят легенды, туров. Тогда литовские охотники рогами молодецки убитого тура дорожили больше, чем его шкурой и мясом. Простым людям не дозволялось охотиться на этого дикого быка, это право было привилегией высших сословий. С тех времен, видимо, и повелось, что эти сословия присвоили себе право добывать крупного зверя, оставив мелкого в пользу простонародья.
Пана Басенка перебил пан Голова, видно не терпевший медлительности не только в действиях, но и в рассуждениях:
— Да, не менее почетным было добыть на литовской охоте защищаемого законом зубра — этого сильного, огромного красавца-богатыря. Кое-кто из страстных любителей этой забавы, склонных к преувеличению, твердил даже, что будто бы между его рогов могли усесться три человека.
Пан Ощера в свою очередь прервал рассказ пана Головы:
— В Литве, как и на окраинных южных степях, еще несколько десятков лет назад, на памяти моего отца, водились дикие кони. А лосей было такое множество, что когда какой-нибудь пан готовился к большой охоте, то лосиное мясо заготавливалось впрок для содержания большого количества охотников. В лесных озерах купались стадами серны. С жалостью в голосе пан Ощера сказал, что зимой на них устраивали охоту волки, загоняя на скользкий лед, и терзали становившихся беспомощными быстроногих животных.
В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.
История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.
В книге собраны написанные в последние годы повести, в которых прослеживаются судьбы героев в реалиях и исторических аспектах современной украинской жизни. Автор — врач-терапевт, доктор медицинских наук, более тридцати лет занимается литературой. В издательстве «Алетейя» опубликованы его романы «Братья», «Ампрант», «Ходили мы походами» и «Скверное дело».
Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.