Под тремя коронами - [57]

Шрифт
Интервал

Великий князь не любил шумных пиров, но был охоч до попоек и кутежей в интимном кругу. Расточительность также была его отличительной чертой: он щедро одаривал окружающих, не знал цены деньгам. Наряду со щедростью он был столь же общительным: на охоте ли, в дороге или на прогулке в городе он не минует ни одного человека, чтобы не поговорить с ним, не брезговал напиться из рук убогих и нищих. Елена чувствовала, что эти качества мужа могут помочь ей в ее нелегкой будущей жизни, позволят добиться прочного положения в обществе и более того — приобрести влияние на Александра. Все это находило понимание и отзвук в русской душе Елены. Ее собственное состояние духа, бывшее одно время довольно сумрачным, постепенно просветлело. Ей показалось, что в муже она нашла родственную душу. Опьяненная счастьем, она буквально светилась, источая радость. От любви в голове княгини все перемешалось, и, казалось, душа ее воспарила. При этом она утратила свое обычное благоразумие и равновесие. С губ не сходила призывная улыбка. «Когда я с тобой, я забываю обо всем на свете», — говорила она Александру. Он, в свою очередь, всячески пробуждал в ней страсть, называл ее «огненной женщиной», уверял, что для него она единственная в мире… Он любил ее сильное, податливое тело зрелой женщины, которое искало любви и давало ее. Его стремления совпадали с ее стремлениями, и вместе они находили упоение…

Елена отмечала особую симпатию Александра ко всему литовскому. Он рассказывал о том, что литовцы имеют такое сходство со славянам, что их следует считать отраслью славянского племени, отделившейся от него в далеком прошлом.

— Обрати внимание, — говорил он Елене, — что литовцы мало чем отличаются от западноевропейцев, хотя, за редким исключением, имеют более белокурые волосы, а в юности совершенно белые, почти цвета жемчуга. Глаза у большинства голубые. Нос большей частью ровный, в прямой линии со лбом. Приятной наружностью отличаются и литовские женщины. Правильные черты лица, голубые глаза, светлые волосы, гибкий стан отличают их от белорусских женщин, хотя среди последних тоже много красавиц.

Как-то на прогулке Александр придержал коня и терпеливо ждал, пока уж не переползет дорогу. Елене он пояснил:

— В Литве и на Жмуди их уважают и никогда не убивают. Это считается величайшим грехом. В крестьянских домах дети часто едят из одной чаши с ужами. Перед входом в капище в долине Свенторога рядом с жилищем верховного жреца и его помощника в старину были специальные помещения для ужей.

Елена, как всегда, с интересом слушала мужа, и он также увлеченно продолжал:

— В старину литовский народ проявлял большее уважение, чем сейчас, к огню. Даже когда вспыхивал пожар, никто не осмеливался его тушить. Люди приветствовали его как гостя, выставляя столы, накрытые белой скатертью с положенными на них хлебом и солью. Ежели пожар не унимался, то приглашали старуху-чаровницу, и та, раздевшись донага, оббегала вокруг горевших строений три раза, произнося только ей ведомые заклинания. Как в Литве, так и в Западной Руси, — продолжал свой рассказ Александр, — существует много одинаковых обычаев, которые сейчас могут показаться предрассудком. Если молния, ударит в строение или в человека, никто не станет его спасать, считая это сопротивлением воле божьей.

Но, даже видя, с какой любовью Александр говорил о литовцах и Литве, Елена спросила о занимавшем ее:

— Скажи, Александр, а почему все твое большое государство, на три четверти состоящее из русско-славянских земель, называется Литвой? Ведь получается, что и Смоленск, где издревле жили его основатели кривичи, и Витебск, и Полоцк, и Гродно с Брестом, и Чернигов с Брянском — это все Литва. Даже древнерусский Киев, как и все южнорусские земли, называют сейчас Литвой?

— Тут все просто, моя княгиня… Полностью наше государство, как ты знаешь, называется Великое княжество Литовское, Русское и Жемайтское… Согласись, что это сложное и длинное название. И в повседневности люди стали сокращенно называть его Литвой. Это прижилось и распространилось и в других странах и государствах. А всех жителей княжества по этой же причине называют литвинами, что означает их государственную принадлежность к Великому княжеству Литовскому.

Помолчав, Александр продолжил:

— Конечно, в этом сокращенном названии княжества есть и дань уважения непосредственно к литовскому племени, сыгравшему значительную роль в его создании и укреплении, как и к моим далеким и близким предкам — литовским князьям. И они заслуживают этого. Своим вкладом не только в создание, строительство государства, но и в успешную защиту его… Ведь еще со времен киевского князя Ярослава редкий из русских князей не ходил на Литву, чтобы завоевать, покорить ее. Ярослав успел даже данью обложить литовцев, но ненадолго. Походы русских князей не всегда были успешными: сам Мстислав, которого на Руси называли Великим, испытал неудачу в Литве, где погибли целые полки его. А с середины двенадцатого века литовцы стали грозою русских княжеств, обнаруживая в набегах своих грозную силу, страшную злобу, отчаянную дерзость. Они опустошали пределы Полоцкие, Новгородские, Псковские, даже Волынские.


Рекомендуем почитать
Летопись далёкой войны. Рассказы для детей о Русско-японской войне

Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.


Раскол дома

В Истерли Холле подрастает новое поколение. Брайди Брамптон во многом похожа на свою мать. Она решительная, справедливая и преданная. Детство заканчивается, когда над Европой сгущаются грозовые тучи – возникает угроза новой войны. Девушка разрывается между долгом перед семьей и жгучим желанием оказаться на линии фронта, чтобы притормозить ход истории. Но судьба преподносит злой сюрприз: один из самых близких людей Брайди становится по другую сторону баррикад.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.


Приговоренные ко тьме

Три года преступлений и бесчестья выпали на долю Италии на исходе IX века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства. «Приговоренные ко тьме» — продолжение романа «Трупный синод» и вторая книга о периоде «порнократии» в истории католической церкви.