Под тремя коронами - [58]

А когда появились новые сильные враги — крестоносцы, создавшие в начале тринадцатого века сначала орден Меченосцев на берегах Двины, а затем и Тевтонский орден в Пруссии, литовцы тоже не дрогнули. Они вели с пришельцами долгую и кровавую борьбу. Первым литовским князем, оказавшим им сопротивление, был Рингольд. Он памятен в истории и Руси, и обоих орденов. К сожалению, мы сейчас не знаем ничего достоверного о происхождении этого князя. Одни связывают его с племенем римлян, другие со скандинавами, а третьи — и это мне кажется наиболее вероятным — с полоцкими князьями. Жизнь Рингольда некоторым образом подтверждает именно это предположение. Посуди сама, — обратился Александр к жене, — литовец, язычник, он переносит свою столицу в глубь славянских земель, в Новогрудок, где литовцев вовсе не было. Он успешно собирает раздробленные уделы, все ему повинуются и признают верховным князем. Он прошел до самой Руссы, был под Новгородом, явился в области Псковской и, конечно же, в Полоцкой. Здесь даже признали его власть над собой.

В пользу того, что предки Рингольда были полоцкими князьями, говорит и то, что, когда почти четыреста лет тому назад киевский князь Мстислав выслал в Константинополь трех сыновей и двух внуков знаменитого полоцкого князя Всеслава Чародея вместе с женами и детьми, жители Вильно взяли к себе в князья одного из них — Давила. От него будто бы и пошла династия виленских или литовских князей, в том числе и Рингольд. Миндовг, так много сделавший для создания Великого княжества, как уверяют, был сыном Рингольда. Но во всем этом, — продолжал Александр, — много неуясненного, сбивчивого. Но все-таки есть много свидетельств, что спустя тридцать лет после разгрома Полоцкого княжества Володарь Глебович, внук Всеслава Чародея «ходил в лесах с Литвою», князь Всеволод из Герсики помогал литовцам воевать в Ливонии. Все это говорит о том, что князья полоцкого дома искали убежища в Литве, и их здесь принимали. Поэтому весьма вероятно, что и Давил, княживший в Вильно, был из рода полоцких князей. В Литве полоцкие князья, скорее всего, прикидывались язычниками, принимали литовские имена, пока Рингольд, а затем его сын Миндовг, происходившие из рода Всеславичей, потомков Изяслава Полоцкого, не сумели создать мощное государство и не подчинили себе всех, как полоцких, так и литовских князей.

Во всяком случае, — сказал в завершение Александр, — мой учитель, краковский каноник Ян Длугош, называл мне целый ряд виленских князей полоцкой династии, а именно Ростислава Рогволодовича, сына его Давида, затем сына последнего по имени тоже Давид. Сын этого Давида Герден, или Эрден, в середине тринадцатого века был князем полоцким и отцом Витеня, великого князя литовского. Сыном Витеня был известный всем Гедимин, мой прадед.

Александр более других государей любил Вильно и избрал этот город своей постоянной резиденцией-столицей. Через некоторое время, когда опасность нападения крымских татар стала реальной, Елена сказала мужу:

— Тебе нужно обратить внимание на охрану столицы. Не дело это, когда татарские разъезды появляются, чуть ли не в ее окрестностях. А стена городская, между тем, развалилась, валы осыпались, тын обветшал…

Александр согласился и решил заложить вокруг города каменную стену. Постройка производилась издержками самих жителей города и продолжалась почти восемь лет. Ее закладка солнечным апрельским днем 1498 г. была торжественной. Состоялся крестный ход, сопровождаемый почти всем населением. Вышли рабочие различных цехов со своими значками. Ход сопровождали великий князь с женой и своею свитой, высшие гражданские и духовные власти. Епископ Табор все и всех окроплял святой водой. Там, где предполагались башни, он благословлял специальные камни. Приближенные епископа пристально следили, чтобы в церемонии не приняли участия православные священники и особенно находившийся неподалеку от Елены Фома, который держал наготове сосуд со святой водой и веник для окропления.

Стремясь унизить Фому, один из католических монахов обратился к нему на латыни. Фома ответил:

— Латынь — это язык дьявола…

Монах от неожиданности чуть не задохнулся. Перекрестившись, он только и смог сказать:

— Изыди, сатана…

И хотя Фоме не дали принять участие в окроплении будущей постройки святой водой, но со всех четырнадцати православных храмов раздавался колокольный звон, возле церкви святой Пятницы стреляли из пушки, хранившейся со времен Витовта. С особой торжественностью были заложены Медникские ворота: сам Александр положил здесь первый камень. Через семь лет стена вокруг столицы была возведена.

Миновал великий пост, отпраздновали Светлую неделю… Погода установилась жаркая и удушливая. Но в конце праздников загремел где-то гром, мало-помалу небо нахмурилось, повеял ветер, гоняя по улицам клубы городской пыли. Несколько крупных капель тяжело упало на Землю, а за ними вдруг небо как будто разверзлось, и дождь обильно пролился над городом. Когда через полчаса снова просияло солнце, все вокруг наполнилось свежим, ароматным воздухом.

В это время в Вильно приехали гости: королева-мать Елизавета с сыном Фридрихом, не так давно сменившим фиолетовую мантию епископа на красную кардинала. Это был человек лет тридцати, не больше, с правильными и чрезвычайно красивыми чертами лица, выражение которого менялось судя по обстоятельствам, быстро переходя от самого приятного до угрюмо-недовольного. Правильный овал лица, несколько смуглого, превосходные зубы, довольно тонкие красиво очерченные губы, прямой продолговатый нос, высокий лоб, на котором еще не было заметных морщин, серые довольно большие глаза, — все это делало его почти красавцем. Но лицо его в целом не производило приятного впечатления.