Под солнцем Севера - [18]

А как разросся мох! Он растет крупноватыми подушковидными дерновинами (беловато-зелеными или красноватыми). Мне захотелось вытащить его с корнем. И тут сразу же обнаружились интересные свойства мха: на небольшой глубине бледно-зеленый стебелек становится белым; копнешь глубже — он уже коричневый, а потом постепенно пропадает, не образуя корней и превращаясь в торф.

Невдалеке росла знакомая мне по побережью Карского моря поникшая тофильдия — травка с заостренными прикорневыми листьями. Относится она к редкому для этого края семейству лилейных.

Вокруг пахло размокшей землей и тонким, едва уловимым запахом весенних цветущих растений.

Поздно вечером я подошел к палатке. Все оставалось нетронутым. Рядом с ней, в углублении почвы, образовалась лужа чистой воды. Она словно приглашала: «наливай котелок, пора ужинать».

Крепкий сон после трудового дня был нарушен каким-то живым существом. Я вскочил и, схватив ружье, выглянул из палатки. У чайника, стоявшего близ потухшего костра, проворно бегал игривый, пестренький зверек величиной с белку. Вот он сел на задние лапки, обернувшись ко мне желтой спиной. На ней отчетливо выделялось несколько продольных темных и рыжевато-светлых полос. Больше других выделялась средняя черная полоса, проходящая по хребту от головы и почти до основания пушистого хвоста. Услышав, видимо, шорох в палатке, зверек грациозно обернулся и поглядел в мою сторону, не выражая беспокойства. Он словно прислушивался и присматривался блестящими бусинками глаз, слегка наклонив голову с коротенькими стоящими ушами.

Вдруг он пронзительно запищал и, словно почуяв опасность, стремглав бросился наутек. Посланная вдогонку пулька настигла его. Зверек оказался бурундуком. Теперь он лежал на спине, обнажив беловатое брюшко. Вокруг закрытых глаз, будто очки, выделялись белые широкие кольца, резко оттеняющие буровато-коричневый лоб. Как и белка, он хорошо лазит по деревьям, но живет в норах. Иногда его называют «земляной белкой».

Продолжать прерванный отдых не было смысла, и, наскоро управившись с чаем, я двинулся на север от истоков реки к маячившей вдали вершине какой-то горы.

Долина Виринейвеем напоминает своими разлатыми бортами огромное корыто. Видимо, тут поработал древний ледник, когда-то сползавший с гор. Днище и склоны долины выстланы камнями и песком. Река врезалась в моренные отложения на несколько метров: об этом свидетельствовали обнаженные кое-где обрывы берегов с включениями валунов, гравия и т. п.

На горах заметно продолжалось таяние снега. Очертания снеговых покровов менялись. В ущелье снег оказался изъеденным солнцем. В широких промоинах мелодично журчала талая вода. Спускаясь с горных вершин в пади, я продолжал путь по целине.

Оленьи пастбища отличались обилием и разнообразием кормов. На опушке кедровника розовел мохнатоцветковый мытник. Наклонившись над ним, я вдруг услышал крик кедровки.

Вскоре на поляне показалась лисица. Мелкой трусцой она пробежала по опушке в каких-нибудь десяти метрах от меня (ветер дул от нее) и скрылась в зарослях. Обычно, увидев лисицу или более опасного зверя, кедровка поднимает пронзительно резкий тревожный крик, предупреждая местных обитателей. Так она поступила и теперь. Однако я недооценил сигнал кедровки: он был гораздо серьезнее, чем я предполагал.

Продолжая заниматься делом, я внимательно разглядывал растительный покров. Затем, развязав ботаническую папку, вынул из нее гербарные листы с намерением вложить в них выкопанные с корнями растения.

Вдруг впереди послышалось своеобразное сопение. Бросив быстрый взгляд в ту сторону, я вскочил от неожиданности: на поляне стоял медведь. Он что-то нюхал в траве, а потом зашагал своей развалистой походкой. Вот его бурая шуба показалась невдалеке от меня. Пойдет ли он в мою сторону?

Оружия у меня, как обычно, не было (не хотелось таскать с собой лишнюю тяжесть). Я стоял как вкопанный несколько минут: они показались мне вечностью.

Внезапно сильным порывом ветра подхватило приготовленные на земле гербарные листы бумаги и высоко их взвихрило. Словно белые птицы, они полетели в сторону мишки и стали падать вокруг него. Медведь рявкнул и кинулся в кусты. В зарослях кедровника, разросшихся выше роста человека, послышался треск сучьев. По сильному шуму нетрудно было догадаться, что мишка убегал. Невольный вздох облегчения выдал мое настроение. «Нет, на следующий раз не стоит расставаться с карабином», — подумал я.

Пройдя несколько шагов, я опять увидел рябую сибирскую кедровку, предупредившую меня о появлении медведя. Она проворно перепрыгивала с ветки на ветку кедрового стланика. С ним связана ее жизнь. Обычная обитательница таких зарослей, она принимает самое живейшее участие в уничтожении урожая орехоплодного кустарника.

Осенью запасливая птица склевывает шишку: крепкий клюв у нее заметно длиннее и тоньше, чем у европейской кедровки. Устроившись поудобнее на бугорке или на камне, она долбит шишку, вытаскивая орешки. Они попадают затем в особый подъязычный мешочек: в нем умещается не один десяток орешков, которые почти вдвое мельче орешков сибирского кедра. С таким запасом корма во рту птица ищет укромное местечко для очередной кладовой и, опоражнивая мешочек, прячет добычу под моховой или лишайниковый ковер подгольцовой горной тундры.