Под одной крышей - [108]

Никто не обращал на нее внимания. Мари складывала в корзину разбросанное белье, коробки, Ласло Ковач ушел за лестницей, чтобы ввернуть лампочку, Луйза выносила в прихожую кое-что по мелочи. Мали передернула плечами и резко спросила:

— А если что-нибудь пропадет?..

И на это никто не ответил ей, и баронессе ничего не оставалось, как круто повернуться и присоединиться к поджидавшим ее на лестничной площадке друзьям. Питю, делая рыцарский жест, предложил:

— Мали, хочешь, я вмешаюсь в это дело?

— А, пусть Эгон, оставь их.

— Надо бы сходить за полицейским, — посоветовала Эжеб нарочито громко, чтобы ее визгливый голос услышали на всех этажах дома.

Ласло Ковач прошел мимо них со стремянкой и захлопнул за собой дверь прихожей.

— Мужлан! — со злостью бросил Питю Матеффи.

Стремянка загремела по полу, дверь распахнулась, и из нее высунулись очки и лицо дворника.

— От мужлана слышу! — крикнул он в ответ. — Вы уже давно мозолите мне глаза, лучше убирайтесь отсюда подобру-поздорову, лоботряс!

Дверь снова захлопнулась. С веранды донесся голос Эжеб:

— Брось, не станешь же ты марать руки об него! — И, подхватив кипевшего от злости Питю под руки, они увлекли его вниз.

— Это у них именуется демократией, — прошипел Питю Матеффи. — Взламывать двери, врываться в чужую квартиру, хамить, вот к чему приводит широкая демократия!

Тем временем в квартире работа шла полным ходом. В освобожденной комнате Лаци, громко стуча, снял люстру и вместо нее повесил скромный стеклянный плафон. Велел Луйзе встать возле выключателя и со стремянки командовал:

— Включи… Выключи… Ну вот, все в порядке, горит. Я хотя и не учился на электромонтера, но могу сделать не хуже любого специалиста.

Женщины принялись стирать пыль, мыть пол, подоконник, дворник снимал размеры оконных рам, чтобы сделать как-нибудь ставни из фанеры. Принесли вторую кровать, стулья, одежду и комод.

— Я забыла сказать тебе, что гардероб тоже пострадал от бомбежки, но части его я берегу, — сообщила Мари мужу.

К вечеру супруги Палфи поселились в лакейской. В окно заглянула Юци Пинтер: она принесла тюлевые занавески, может, понадобятся Мари, пока не заделано окно, да и потом они не помешают, Маришка как-то говорила ей, что ее занавески пропали в Буде. Сейчас она не сможет зайти, надо готовить ужин, но ей нужно знать, может ли она рассчитывать на Мари завтра, в понедельник, после обеда?

— Конечно, я обязательно приду, — ответила Мари и вопросительно посмотрела на мужа. — Ты, кажется, собираешься на Чепель?

— Пойду, хотя и не знаю, что меня там ждет. Но пусть это не отражается на твоих делах.

— Я очень рада, — сказала Юци Пинтер. — Приближается осень, меня завалили работой.

Когда она ушла, Винце сказал:

— Симпатичная женщина.

— Замечательная. — Мари рассказала о Пинтерах, об уполномоченном по дому и раскопанном магазине, о грандиозном скандале у Пинтеров из-за красной звезды на лацкане у Дюрки, о том, какой безрадостной стала жизнь у Пинтеров из-за семейного разлада. Мать заодно с сыном, но, очевидно, и мужа жалеет, не может бросить его на произвол судьбы.

— Обыватели, — заключил Винце. — Мечутся из стороны в сторону. Есть среди них немало таких, кто никогда не сможет приспособиться к новой жизни. Но есть и такие, кто, пожалуй, найдет свое место в ней… Говоришь, сын рубил дрова?

— Да, а теперь ищет настоящую работу. Дюрка совсем другой. Ему всего двадцать один год, но он умеет быть добрым товарищем. Это он перевез мебель из Буды, чуть не надорвался, да вот и сегодня, ты сам убедился.

Они сидели на кровати, и даже не верилось, что всего два дня назад рядом с нею не было Винце, да и двух лет разлуки тоже, казалось, не было вовсе.

— Что ж ты о фабрике ничего не расскажешь? — спросил Винце. — Кто тебя надоумил пойти туда работать? Или сама додумалась?

— Право, пока не о чем рассказывать, — ответила Мари, махнув рукой, — ведь я еще ничему не научилась.

— Научишься, было бы желание. Не думай, что другие — какие-то особенные люди, и тем не менее научились.

— Дело не только в желании…

И она принялась рассказывать, начав с площади Телеки, где одна женщина, купившая печку, упомянула в разговоре с Луйзой фабрику Шумахеров в Андялфёльде. Рассказ ее носил несколько сумбурный характер, в нем фигурировали Чепаи, Юли, Мишка Вираг, инженер… Робоз, появившийся на американском джипе… Коммунистическая партия ничего не могла поделать, они принесли документ от министра, члена партии мелких сельских хозяев…

Винце с возрастающим интересом слушал Мари и, если она умолкала, просил продолжать:

— Что ж ты молчала до сих пор? Вот, значит, какие у вас здесь дела! Ну и как же потом?

— Потом все разбрелись по домам. Впрочем, не знаю, что сейчас у Шумахеров, с тех пор я ни разу не была там. Но на фабрику «Хунния» поступила по рекомендации Юли, той самой, которая живет с Яни, — она ухмыльнулась, — не забыла меня. Может, сказала начальнику цеха Тенцеру, как я умею работать, или как-нибудь иначе рекомендовала, только чувствую опеку над собой членов фабкома и партии.

— Какой партии?

— Коммунистической, конечно. Она так и называется: Венгерская коммунистическая партия.