Под одной крышей - [107]

— Почему?

— Полно, так уж вы и не знаете, что скоро они все закроются. Нет ни сырья, ни угля, ничего!

Винце с любопытством разглядывал эту, видимо, еще недавно цветущую женщину, но уже начинавшую блекнуть, поскольку ей, наверно, приходится подолгу жить в Пеште. Чуть склонив набок голову, он сказал:

— Все может быть, все может быть…

— Видите, как быстро мы нашли общий язык. А ее хлебом не корми, только бы работать на фабрике… Хотите варенья?

— Спасибо, я сыт.

— Однако вы основательно отощали в том Советском Союзе. — Малике понравилось это название, и она, подчеркнуто смакуя, повторяла его, усмехаясь при этом.

— Там я поправился на двенадцать килограммов. В плен попал в конце войны, уже заболев тифом. Два месяца пролежал в госпитале, вылечили.

— Где?

— Под Москвой.

— Какая она, Москва? О пей столько всего говорят. Будто она похожа на большую деревню, женщинам запрещают носить шляпы, но я не верю. Разумеется, там есть Кремль, трамваи и театры. Маришка скрыла от меня, что у нее такой интересный муж. Я представляла вас не таким, а, знаете, этаким толстячком с большими усами и красным лицом, правда ведь, странно?

Винце плавно раскачивался на стуле, кивками, едва заметной улыбкой отвечая на вопросы баронессы. Даже не зная ни слова по-русски, он лучше понимал там людей, чем здесь эту баронессу, все интересы которой сводятся к трамваям и театрам в Москве.

— Я читала «Войну и мир», вы слышали о Толстом? Это был чудаковатый русский граф, к счастью войну и мир он описывал отдельно, в разных главах, поэтому войну можно было не читать. В романе много говорится о Москве и Санкт-Петербурге, как там жили. Конечно, с тех пор все изменилось. Но знаете, я беспристрастна, не так, как другие. Я утверждаю, что настоящий интеллигент не должен судить о чем бы то ни было односторонне, вынести приговор можно, только выслушав обе стороны, не так ли? Я, право, предпочла бы сначала увидеть Москву, а потом уже составить о ней свое мнение.

Как ангел-спаситель вошла на кухню Мари с одеждой на руке. Баронесса встретила ее словами:

— Почему вы, Маришка, скрывали от меня, что у вас такой симпатичный муж? Из ваших слов могло сложиться о нем впечатление как о каком-то сухаре, между тем с ним беседовать приятнее, чем с кем-либо из общества. Ну, пойду одеваться, за мной скоро зайдут, сегодня мы отправляемся в Императорские бани.

Но на Мари уже не действовал развязный, подкупающе безразличный тон баронессы. Она решительно заявила:

— Комнату сегодня же освобождайте, Малика, нам с мужем совсем тесно. В понедельник, возможно, он пойдет на работу, так что ночью ему нужно будет отдыхать.

— Вы это мне говорите, Маришка? Хотя прекрасно знаете, что здесь распоряжается мой муж.

— Господина барона нет в Пеште, поэтому я говорю вам, причем в последний раз.

— Ой, Маришка, — взмолилась баронесса, — что вы от меня хотите! Комната заперта, и я не знаю, где ключ…

— Я сумею открыть, можете не беспокоиться.

Мари повернулась и ушла в комнату. Винце, довольный и веселый, сунув руки в карманы, последовал за ней; остановился на пороге, улыбнулся вертевшемуся у его ног Жиге:

— Так-то, брат, наша хозяйка за словом в карман не полезет!

— Мне с ней детей не крестить! — воинственно сказала Мари. — Хватит, натерпелась от нее.

— Что это за комната?

Наконец-то Мари связно рассказала о договоренности с Пинтером-старшим и показала ордер жилищного управления.

— Сколько у них комнат?

— Кроме лакейской, три, но живут они только в одной. Две другие пострадали от бомбежки.

— А ты все же хочешь занять лакейскую?

— Конечно. Она отдельная, да и кухня рядом, ванная. Одним словом, вполне нас устроит, я не хочу жить по соседству с ними.

— Ну тогда идем.

— Куда?

— Освобождать лакейскую.

Мари решительно устремилась вперед, за нею с лаем Жига, словно предвкушая надвигающиеся события, затем, насвистывая, Винце, в измятой солдатской шапке на голове. В прихожей они столкнулись с Дюркой. Вытирая пот со лба, Дюрка спросил:

— Вы куда?

— Это мой муж Винце, — запыхавшись, представила Мари. — Идем освобождать лакейскую.

— Правильно! — одобрил Дюрка и, сбегав за супругами Ковач, вместе с ними поднялся на второй этаж.

Дворник гремел большой связкой ключей, подбирая нужный; на всякий случай он захватил с собой отмычку и ломик. В этот момент раздался звонок. Дверь открыла Малика. Пришла ее подруга Эжеб с Питю Матеффи.

— Смотрите, пришли взломщики! — услышали они голос Малики, затем за компанией захлопнулась дверь в комнату. Когда Малика снова появилась, дверь в лакейскую была уже распахнута настежь и около нее лежали вынесенные вещи.

— Минуточку, — сказала баронесса своим друзьям и подошла к Ласло Ковачу. — Питю сказал мне сейчас, что это посягательство на неприкосновенность частного жилища. Имейте в виду, вы ответите за это, Ковач.

— Я принимаю к сведению ваше заявление, — ответил дворник. — Осторожно, не задень дверь, Винце, опусти пониже.

Винце и Дюрка выносили белый шкаф, Дюрка слегка задел локтем баронессу. Малика отпрянула назад, взмахнув купальным костюмом.

— Мне лично все равно, но Эгон поднимет скандал, вот увидите, Ковач, это вам даром не пройдет. Захламили мне всю прихожую…