Под одной крышей - [105]

Но все произошло совсем не так.

Шла вторая неделя ее работы на фабрике «Хунния». Кончалась суббота, солнце как раз бросало прощальные лучи на двор по улице Надор, перед тем как скрыться за крышей дома. Не успела Мари поздороваться с Пинтерами и взять в руки работу, как в дверь постучали. Мари не спешила открывать: так осторожно стучать может только нищий. До ее слуха донесся приглушенный голос Луйзы, взволнованно шептавшей что-то Юци Пинтер, и, когда у Юци вдруг вырвался громкий возглас, Луйза шикнула на нее. Мари вышла, остановилась на пороге, посмотрела на Луйзу.

— Спустись вниз, — сказала сестра.

— Винце?

— Он.

Винце сидел на том же самом месте у печки, где недавно сидела сестра Кати, и Мари и на этот раз тоже не спешила к гостю. Она остановилась в нескольких шагах и смотрела на него, чуть дрожа всем телом. Что-то чужое было в облике этого худого молодого человека в солдатской форме, да и выглядел он гораздо моложе, чем тот, который жил в ее памяти; талия у него была тонкая, как у школьника, волосы подстрижены коротко. Он встал, подошел к Мари, пожал ей руку и молча улыбнулся… Луйза ушла в комнату, и только тогда молодой мужчина обнял свою жену.

— Ты поправилась, — произнес он наконец. — Мне казалось, что вы здесь, в Пеште, совсем отощали.

— Продукты появляются, теперь уже можно купить, только очень все дорого, — ответила Мари.

Они молча сели рядышком, затем Винце, чтобы прервать неловкое молчание, начал рассказывать:

— Я искал тебя в Буде… Если бы знал… Мы прибыли на Восточный…

— Из Советского Союза?

— Оттуда, уже целую неделю на родине. — Он снова умолк, теребя в руках шапку. — В том доме никто не живет. Ты там была во время осады?

— Да.

— Вижу, цела и невредима. Соседи говорят, тот дом снесут.

— Ты видел Йолан Келемен?

— Она тоже выехала.

— Лайош Келемен погиб, бедняга.

После короткой паузы Винце сказал:

— Да, жаль его… Я решил, что Луйза наверняка знает, где ты. Здесь живешь?

— На втором этаже. — Затем Мари негромко, с затаенной тревогой спросила: — Ты не ранен?

— Нет, но перенес тиф, а сейчас здоров.

— Я так и думала, — прошептала Мари.

— Остальные еще там, в первую очередь отпускают больных. Меня тоже отпустили домой, хотя вот уже три месяца, как я выздоровел. С тех пор поправился на двенадцать килограммов.

— Значит, тебе там неплохо жилось?..

— Неплохо. И в госпитале и потом тоже. Я учился.

— Я… — Самое время рассказать бы сейчас ему, выпалить залпом обо всем, начиная с андялфёльдской фабрики Шумахеров и кончая «Хуннией», обо всем, что пережила, но сказала всего лишь, да и то запинаясь: — Я тоже… учусь шить и кроить здесь в доме, а утром хожу на фабрику.

— На какую?

— Шелкопрядильную фабрику «Хунния».

— Ну и молодчина! — Винце улыбнулся и, продолжая сидеть, подался вперед, вглядываясь в лицо жены. — Ты встречаешь меня такими хорошими вестями.

Они надолго умолкли, наконец Мари предложила:

— Ну, пошли наверх?

— Идем.

Он взял рюкзак, надел шапку, пошел вслед за женой. Они свернули на террасу второго этажа, к двери на кухню. Винце остановился на пороге комнаты, явно разочарованный, не стал входить, сел на кухонный стул. Мари быстро и бессвязно стала рассказывать ему сразу обо всем: о Буде, о замурованном окне, за которым однажды утром она услышала голос Луйзы, о Марцелле Боршоди и полковнике, о том, как два советских солдата провели их по мосту, без них они, пожалуй, так и стояли бы там как неприкаянные, о господине Пинтере, об ордере и коммунальной квартире… Она внезапно умолкла, почувствовав, что Винце почти ничего не понял из ее рассказа, да и откуда ему знать, что творилось у моста, кто такой господин Пинтер и бароны Вайтаи и что ей пришлось пережить в полном одиночестве. Вдруг она умолкла на полуслове и как-то отчужденно посмотрела на мужа.

— Нет, нет, я все понимаю, — подбодрил ее Винце. — А где вторая кровать, тоже пострадала? Правда, ее здесь и ставить-то некуда…

— Я же говорю, она внизу, у Луйзы, потом поставим в другой комнате.

— У тебя две комнаты?

— Одна комната… я сказала «в другой»… — И она принялась растолковывать все сначала, членораздельно и по порядку, как разговаривают с глухим. — Я поговорю с бароном, нам будет тесно на этой узкой кровати, тем более что ты еще не окреп после болезни. — Сказав это, она немного смутилась… И в самом деле, это скорее чулан, чем комната, даже шкаф не поставишь, все внизу, у Луйзы, штатский костюм Винце и обе его спецовки… Она резко повернулась, заулыбалась. — Это Жига, собачка баронессы, но ее совсем не признает, всегда со мной…

Винце тоже улыбнулся.

— Ты здесь готовишь? — спросил он, встал и свистнул Жиге.

— До сих пор готовила только баронесса… а теперь и мне нужно будет.

Винце, видимо, подумав о том, из чего же будет готовить жена обед и ужин, спросил:

— Фабрика Неменя уцелела?

— Уцелела, уже работает вовсю. Лаци разговаривал с одним рабочим с фабрики…

Слова Мари взволновали Винце, ему захотелось немедленно отправиться на Чепель, но, вспомнив, что сегодня суббота, он сообразил, что, пока доберется туда, никого не застанет.

Когда все было переговорено, они спустились к дворникам. Винце попросил свояка рассказать о политической обстановке, кто из министров коммунист, какие нововведения на предприятиях, какова численность компартии. После долгого и сумбурного рассказа Лаци выяснилось, что он сообщил вернувшемуся издалека и малоосведомленному Винце о состоянии дел в социал-демократической партии. Винце разозлился, отвечал невпопад, видно было, что ему надоела болтовня, беспардонное бахвальство свояка. Он вдруг поднялся, буркнул что-то Мари и направился к себе наверх. Мари последовала за ним.