Под небом пустыни - [11]

Вот уж действительно, как тесна связь между судьбой человеческого желудка и нахмуренным ликом луны! Что поделаешь?! До сих пор многие в Иране высчитывают ход луны по орбите. Но лунный год[43] идет по пятам за солнечным[44] и тянет следом за собой весь иранский народ. Во многих иранских семьях глава семьи получает жалованье на службе по солнечному календарю, а рассчитывается с прислугой, роузе-ханом, продавцом мыла — лоточником, бродячим бакалейщиком по лунному. Итак, полжизни иранского народа находится под залогом солнечного календаря, а другая половина — под залогом лунного. Эта путаница порождает такую неразбериху в общественной жизни, что только правительственными циркулярами и воззваниями можно предотвратить смуту и беспорядки.

Мы тоже радовались наступлению праздника аль-Фетр. С его приходом несколько разрядилась бы тяжелая атмосфера поста, слегка улеглись бы народные страдания и все помыслы людей сосредоточились бы вокруг пищи.

В кафе «Ширин» царило радостное оживление, подогреваемое жаркими песнями Марзийе[45]. Жизнь казалась лучше. Мы беззаботно глазели по сторонам, рассматривая убранство кафе. По стенам были развешаны рекламы пепси-колы, изображения крестоносцев и портрет святой девы Марии с ее воинственными грудями. Стены украшали также портреты бородачей, висевших плечом к плечу. Без слов ясно, что среди таких красот и веселья посетителю нет никакого дела до качества мяса, его сорта и возраста. Клиента совершенно не интересует, какому животному принадлежит это наитвердейшее мясо, тем более что ко многим посетителям нивесть откуда подкрадывается дремота и заволакивает все пеленой.

А дремать было некогда…

…Огромная толпа мусульман Кашана собралась у своего излюбленного святилища — гробницы Хабиба ибн Мусы. Мы тоже решили сойти за местных верующих и отправились туда же. Надо сказать, что кашанцы раз и навсегда назвали это святилище «местом поклонения Хабибу ибн Мусе». Если спросить у жителя Кашана, как пройти к Хабибу ибн Мусе, он начнет чесать в затылке, а потом нерешительно протянет: «Вам, наверное, надо к месту поклонения Хабибу ибн Мусе?» Только постовой, стоявший неподалеку, сразу сообразил, что мы нездешние. Без лишних разговоров и путаных советов он молча повел нас по улицам и переулкам, проводил до самых ворот святилища и исчез. Мы остановились в нерешительности перед входом в огромный двор. На площади перед гробницей святого скопилось несметное количество правоверных мусульман. Мы сразу вспомнили печальный случай из истории с майором Имбри[46], и сердца наши затрепетали от страха. Ну разве можно было до зубов вооруженными фотоаппаратами, инструментами, походным снаряжением да вдобавок еще этим проклятым треножником являться к толпе подозрительно косящихся на вас мусульман у гробницы святого? Особенно в первый день праздника аль-Фетр.

Во дворе перед гробницей люди уже расстилали ковры, разжигали и кипятили самовары, расставляли рядами тарелки со сладостями и фруктами. Они намеревались со спокойной душой и совестью приступить к свершению важнейшего религиозного обряда. А тут появляются какие-то посторонние люди в неподходящих к этому случаю вызывающе ярких костюмах и желают их фотографировать. Да, это была непростительная глупость с нашей стороны. Но что поделаешь?

Еще по дороге сюда нас окружила с гиканьем, топотом и толкотней ватага уличных и базарных мальчишек. Они неотступно следовали за нами и взяли нас в плотное кольцо возле крытого входа во двор святилища. Как вы понимаете, этого было вполне достаточно, чтобы мы были замечены всеми, кто находился во дворе. На нас воззрились сотни глаз. Путь к отступлению был отрезан.

Страх ведь тоже имеет свои особенности. Пожалуй, он посложнее храбрости. Не так прост и примитивен. Внешне страх выражается довольно ясно, но внутренне он побуждает человека к тысяче хитростей и ухищрений. Страх диктует быстрые решения, заставляет избегать тупиков и толкает человека в наступление, когда некуда отступать. Вот и здесь страх наградил нас таким подзатыльником, что мы, не успев опомниться, очутились прямо на самой середине двора святилища.

Поневоле с независимым выражением на лицах мы проследовали мимо расстеленных ковров, самоваров и всякой всячины в поисках попечителя святилища. Появился высокого роста человек с наброшенным на плечи аба. Он сразу же позабыл о своих праздничных хлопотах и пошел с нами. У попечителя было очень подходящее имя — Ага сеид Багер Моваззеб[47], и он оказался неплохим гидом. Однако, если бы на его вопрос о нашей принадлежности к правительственным учреждениям мы ответили отрицательно, он был бы весьма огорчен. Поэтому мы сначала «оказали ему сопроводительное письмо министра шахиншахского двора, и только тогда он повел нас к лестнице на крышу святилища. Нам не терпелось поскорей избавиться от любопытных глаз и приступить к наблюдениям за верующими сверху, незаметно для них самих. Этому желанию, однако, не суждено было сбыться.

Ведь каждому и всякому не разрешается лезть на крышу святилища, но уж если это разрешено и путь открыт, почему бы им не воспользоваться?