Под небом Аргентины - [99]

Из задумчивости его вывел голос Лены.

— Ты зачем пришел, Наско? Поздно уже.

Она сделала ему знак говорить тихо и указала место рядом с собой.

— Мы старые друзья, — заговорил он раздраженно. — Скажу тебе прямо: ты не должна идти к Но-вакову!

Лена опустила глаза. Ее лицо вспыхнуло, потом побледнело.

— Ты не знаешь, что тебя ожидает… Этот старый развратник и пьяница погубит твою молодость!

Она прервала его тоном, который он впервые слышал от Лены:

— Это мое дело!

— Нет, Лена, и мое. Мы друзья и в трудную минуту можем посоветоваться.

— Чем помогут тут советы?

— Ты погубишь свою жизнь, Лена!

Ее глаза смотрели на него холодно, даже вызывающе.

— А что мне беречь? — заговорила она медленно, отчеканивая каждое слово. — Знаю, что меня ждет. В иммигрантской гостинице и здесь, в Берисо, я увидела и узнала больше, чем за всю свою жизнь в деревне. Выхода у меня нет. Чтобы поступить на работу, мне придется пойти на то же — я уже получила несколько предложений. Что выбирать — это или Новакова?

Вопрос Лены поразил Наско, он не нашелся, что ответить.

— Посмотри! — она обвела взглядом комнату. — Думаешь, приятно здесь жить? Словно в темнице сидишь, ветер в щели завывает днем и ночью. Если я останусь здесь, то умру или сойду с ума. А я молода и хочу жить.

— Но то, другое разве жизнь?

— А это, скажешь, жизнь? Знаешь, куда ходила мама сегодня вечером? На улицу, милостыню просить. Принесла хлеба. Мы уже два дня ничего не ели. Отец давно попрошайничает, да все пропивает. Что у меня впереди? Туберкулез в этом дырявом жестяном ящике или Энсенада…

Она помолчала, подыскивая слова.

— Мама больна, еле ноги волочит, бедная. А за эту хибару мы не можем платить, нас скоро выгонят. Да, — промолвила она, словно про себя, — уж лучше одному мужчине принадлежать, чем оказаться в Энсенаде. Староват он, правда, зато много зарабатывает. Попытаюсь приручить его, может, и женится на мне. Обещает, не знаю, верить или нет. Ясно только, что выбора у меня нет.

У Наско словно сдавило горло. Слова девушки, убогость обстановки взволновали его больше, чем он мог допустить. Он порывисто сжал ее руки в своих:

— Не надо, Лена! Не губи свою жизнь! Я буду помогать вам, пока ты найдешь работу.

Она грустно улыбнулась.

— Поздно. Он заплатил за несколько месяцев вперед. С завтрашнего утра я у него на работе.

Он бросил ее руки и с досадой сказал:

— Верните ему деньги! Если вы потратили что-нибудь, я добавлю!

Лена долгим взглядом посмотрела на него.

— Зачем обманывать себя, Наско? Через несколько дней твои намерения испарятся… Я же знаю тебя — ты легко загораешься и так же легко охладеваешь. Вино, карты, приятели поглотят тебя снова, и ты сам будешь удивляться своим обещаниям… Я не сержусь, каждый думает о себе. Здесь так. Спасибо тебе. Я как-нибудь справлюсь.

Лена поднялась и безотчетно погладила его по голове. Она чувствовала себя намного старше Наско. Да, он варился в том же адском котле, но все как-то проходило мимо него. Никогда не понять ему неумолимого закона Берисо — бери и то малое, что предлагает тебе жизнь, или погибай…

Наско вскочил и посмотрел ей в глаза:

— Я не допущу, чтобы это произошло, Лена!

Ему показалось, что эти слова произнес кто-то чужой. Он медленно направился к двери, машинально повторяя: "Нет… нет!" А Лена устало опустилась на один из ящиков.

Прохладный ветерок заставил Наско зябко поежиться. Шагая к дому Веты, он думал: "Хоть бы Пепо еще не вернулся. Она, наверно, поможет уговорить эту упрямую девушку…"

И опять у него возник вопрос: зачем он вмешивается? Даже деньги предлагает, содержать семью обещает, будто он миллионер. Что за дурак! Но нет, надо помешать, а то Видю и Трако жить ему не дадут.

Наско ускорил шаги. У дома Веты остановился. Кто-то возился с ключом, пытаясь открыть дверь. Наско всмотрелся — это был Пепо. Он сжал кулаки. Впервые его обожгла ревность. В еще большем возбуждении он отправился по кабакам искать Новакова. Он его отыщет во что бы то ни стало и поговорит. Нет, им не о чем говорить, он будет требовать, приказывать… Он может приказывать! Ведь его покровитель — Сириец…

Наско все ускорял шаги, словно боялся опоздать на какую-то важную встречу, плутал в толпе, наталкиваясь на прохожих, принимавших его за пьяного. Наконец, в одном из кабаков он нашел Новакова. Тот сидел с Пышо за дальним столиком. Чисто выбритый, с блестящими от бриллиантина волосами, Новаков самодовольно улыбался. На нем был новый костюм. Пышо что-то возбужденно рассказывал ему, жестикулируя. За этим же столиком сидел еще один болгарин, известный под прозвищем Музыкант. С красным от вина и напряжения лицом он выводил на кавале протяжную мелодию. Наско остановился, колеблясь Он предпочитал говорить с Пышо и Новаковым отдельно. Но решив, что так, может быть, даже лучше, направился к ним, не зная, что сделает через минуту.

Пышо первый заметил его и громко подозвал:

— Иди к нам, Наско! Наконец-то и я могу тебя угостить.

— Мне надо поговорить с тобой, бай Пышо, — сказал Наско, сам удивляясь своему спокойствию.

— Давай поговорим, — заплетающимся языком произнес подвыпивший Пышо. — Здесь все свои. Я угощаю…