Под небом Аргентины - [100]

Наско встретил насмешливый взгляд Новакова и внезапно пришел в ярость.

— Верни ему деньги, бай Пышо, слышишь? Не жжет тебя эта водка? Телом дочери за нее расплачиваешься!

Эти слова он произнес громко, с театральным пафосом. Если бы его поза и гневное лицо не говорили красноречивее всяких слов, то, Наско, наверно, вызвал бы смех своей драматической тирадой. Пышо же ничего не понял и повторил:

— Да сядь, парень! Я угощаю.

— Ты должен вернуть ему деньги, бай Пышо!

На этот раз Пышо услышал Наско и машинально пощупал карман. Вот как! Этот молокосос требует, чтобы он вернул деньги! А ему еще не приходилось держать в руках такую кучу денег в этой Аргентине. Это его деньги. Вернуть их? Да что он, с ума сошел, что ли?

— Ну! Слышишь? — голосом, не допускавшим возражений, подстегнул его Наско.

Пышо, которому передалось настроение Наско, тоже раскричался:

— Чего тебе надо? Зачем лезешь не в свое дело? Убирайся отсюда!

Наско вдруг опомнился. Он почувствовал, что поступил по-ребячески. Музыкант перестал играть, Новаков, с издевкой смотревший на юношу, злобно захихикал. Наско сжал кулаки и сделал над собой усилие, стараясь говорить спокойно:

— Послушай, Новаков, откажись от этого дела. Не губи девушку.

— А тебе что? — ответил Новаков с тем же хихиканьем. — Деньги у меня есть, вот я и нанимаю себе прислугу за домом смотреть.

— Я деньги тебе верну, идиот! Откажись или.

Наско не закончил. Новаков, не говоря ни слова, вскочил и запустил в него стулом. Наско уклонился от удара и с яростным криком бросился на Новакова. Опомнился он только тогда, когда почувствовал, что его держат несколько пар крепких рук. Огляделся. Двое полицейских что-то ему говорили. С трудом он понял, чего от него хотят и, вдруг охваченный полным безразличием, пошел к выходу.

5

Берисо, закутанный в черный саван беззвездной ночи, лихорадило от усталости. Толпы рабочих выходили из фабричных ворот и тихо переговаривались, подавленные неприветливым мраком. Они растекались, по улицам, заполняли кабачки или спешили домой, мечтая о нескольких глотках бодрящего мате.

Вета сидела в темной комнате у окна. Весь день она думала о Владе. В последнее время, в особенности с тех пор, как на ее пути появился Наско, она все чаще возвращалась мыслями к нему, вспоминала его шутки, любимые словечки, звонкий заразительный смех, умные ласковые глаза, восстанавливала в воображении со всеми подробностями каждую из их редких встреч. Тоска по любимому отгоняла искушение, помогала ей побороть низменные желания. В такие минуты образ Наско отдалялся, он казался ей совсем чужим человеком.

Она встала, подошла к окну и облокотилась на подоконник. Монотонно гудели машины на соседней фабрике, ритмичные удары больно отдавались в висках. Ее взгляд скользил по лицам рабочих, выходивших из ворот, отыскивая одно лицо — лицо Влада. Чего бы она не отдала, чтобы только взглянуть на него! Как глупа она была, зачем сознательно отталкивала его от себя! Разве что-нибудь связывает ее с Пепо? Кому нужна ее верность? Ведь Пепо в первые же дни медового месяца осквернил чистоту их брака…

— Вета!

Она повернула голову — Лена. Обрадовалась.

— Как вовремя ты появилась! Входи же!

— Что с тобой, Вета? — с удивлением спросила Лена, взглянув на восковое лицо подруги.

— Ничего. Тоскливо что то…

— Опять Пепо?

— Нет. — Вета посмотрела на бледное лицо и подпухшие глаза девушки и в свою очередь спросила: — А с тобой что?

— Ничего.

— Скажи, милая, прошу тебя. Что тебя привело ко мне?

— Тебе, Вета, только моей беды не достает.

Вета подошла к подруге, нежно обняла ее и усадила на кровать. И вдруг Лена зарыдала, безутешно, как обиженный ребенок. Напрасно она старалась овладеть собой. Забыв о своем горе, Вета гладила ее по голове.

— Что произошло? Говори, ради бога!

— Ухожу к Новакову, — всхлипнула Лена.

— А отец?

— Разве с ним поговоришь? Вечно пьяный… Неплохой, говорит, человек, если хорошенько хозяйничать будешь, может, и женится на тебе. Он убежден, что Новаков меня только в служанки нанимает.

— А ты?

— Что мне делать? — тихо сказала Лена. — Сама знаешь, если не соглашусь, придется ехать в Энсенаду или же продаваться приказчикам с фабрики, чтобы получить работу. Броситься в канал у меня храбрости не хватает, жить хочется.

Вета захрустела пальцами и после долгой паузы нерешительно сказала:

— Не знаю, что и посоветовать тебе, милая.

— Отец подписал какой-то документ. Мне надо было бы уже сегодня пойти к Новакову. Но Наско вчера вечером избил его, и он послал ко мне сказать, чтобы приходила через несколько дней.

— За что это его Наско? — Вета испуганно вскочила.

— Да он настоящий мальчишка. Вчера приходил уговаривать меня не ходить к тому. Обещал деньги ему вернуть, помочь мне… Думает, легко это.

— Да ты подробней расскажи, девочка!

Лена рассказала обо всем спокойным, безразличным тоном. Это успокаивающе подействовало на обеих. Выслушав рассказ, Вета воскликнула:

— И все-таки в этой отвратительной Америке есть благородные люди!

— Не знаю, — неопределенно протянула Лена.

— Ты сердита на весь мир, но…

Лена поднялась.

— Пойду. Я знала, что ты не можешь мне помочь, но все же на душе легче стало.