Под небом Аргентины - [80]

— Но ведь это же не было организованным мероприятием, — смутился Педро.

— Это была организованная провокация. Разве ты не знаешь, кто такой Анхел эль Гордо? А Хулио — из его гвардии, его правая рука. И ты…

Но Влад не успел закончить: в комнату фурией влетела донья Чола. Всегда веселая, с добродушной улыбкой, сейчас она была неузнаваема — растрепанная, покрасневшая, возбужденная. Она тяжело дышала и говорила прерывистым голосом:

— Половины женщин нет, Влад… Одному дьяволу известно, куда они подевались… Рано утром кто-то обошел дома и сказал всем, что на рынке будут раздавать хлеб… А сейчас говорят, там произошла беда… Господи, и где у этих баб голова была?

Влад сжал кулаки и взволнованно заходил по комнате. Когда он остановился и поднял голову, в комнате было полно людей. Собрались почти все соседки Чолы, пришел и старый Амброзио… Его вид поразил Влада.

— Что случилось, Амброзио?

— Тибор… — с трудом выдавил старый рабочий, подавляя плач, — сынок мой… Говорят, его ранили и арестовали…

Влад тяжело опустился на стул.

— Собаки! — гневно воскликнула Чола. — Эх, узнать бы, какой паразит наврал женщинам, что хлеб профсоюзы будут раздавать… Арестовали многих, но аргентинцев отпускают…

— Ты откуда знаешь?

— Мне рассказала Мерседес. Она тоже была арестована. Их сразу же проверили и задержали только иммигрантов. "За все заплатите, грязные гринго!" — кричали стражники и били их хлыстами и кулаками. С нашей улицы семи-восьми женщин не хватает: итальянки, немки, больной русской…

Влад с усилием взял себя в руки.

— Сядьте, товарищи, и успокойтесь. А ты, Амброзио, не бойся — ведь еще ничего не известно…

— Как же так? — прервала его Чола. — Мерседес его видела. Две ищейки волочили Тибора, и все лицо у него было залито кровью. Швырнули в какой-то грузовик, набитый трупами.

Влад, опустив голову, долго молчал. Потом, словно на что-то решившись, сел и стал писать. Все вокруг примолкли. Перо бегало по бумаге, выводя неровные строчки. Влад сложил листок и отозвал Амброзио в сторону.

— Ты знаешь, куда надо отнести его, товарищ. Проскользни дворами и старайся не Попасться. Жду тебя через полчаса. Помни: это не должно попасть в чужие руки…

Амброзио заставил себя не думать о своем горе. Его изборожденное морщинами лицо застыло суровой маской. Он только кивнул головой и вышел твердой походкой. Но тут же вернулся и сказал чужим голосом:

— На улице нет никакой охраны.

— Я пойду, — вызвался Арнедо.

— Ты займись мате, — остановила его Чола. — А мы, женщины, будем чередоваться. Цвета, иди ты, я тебя скоро сменю. Где застряли мои бездельники? — воскликнула она озабоченно. — Только бы на рынок не затащились.

— Мы же не знали про рынок, — успокоил ее муж.

— Не всем они говорили, выбирали дома, подлецы, — мрачно произнес Влад и взглянул на притихшего Педро. — Людей тоже выбирали.

Арнедо подал Владу мате и глубоко вздохнул:

— Все так запуталось, что и концов не отыскать…

— Ну да! — возразил Педро. — На днях фабрики начинают работать.

— Машины без людей не могут работать, Педро!

— Люди найдутся.

— Педро, кажется, хорошо осведомлен, — заметил Влад. — Может быть, он присутствовал на каком-нибудь заседании акционеров.

— Может быть, — самоуверенно усмехнулся Педро.

— Нет, правда, откуда у тебя такая уверенность? — подозрительно спросил Арнедо.

— Все так говорят. И принимать будут только аргентинцев.

— А ваш профсоюз что думает по этому поводу? — спросил Влад.

— Что! Если повысят зарплату, выйдем на работу.

— Так вам сказали из профсоюза?

— Что ты пристал ко мне с расспросами, как следователь?

Влад встретил удивленный взгляд Арнедо.

— Ясно, Арнедо? Предательство, снова подлое предательство!

— Кто предатель? — взорвался Педро.

— Не рыпайся! — прикрикнул Арнедо. — Мы не зайцы, не испугаешь. Влад прав. Ведь решили объединить все усилия, подчиняться общему руководству. Разве не предатели те, кто откалывается?

— Если повысят зарплату, мы выйдем на работу, и дело с концом. Кто не согласен — пусть голодает!

— Вот как, оказывается, ты думаешь, Педро! — еще больше удивился Арнедо. — Значит, по-твоему, я дурак, раз в любой день могу выйти на работу, а не делаю этого, бастую?

— Это твое дело.

— Как так мое дело? Как же мы будем бороться за лучшую жизнь, если не будем держаться друг друга, помогать друг другу?

Конча подступила к Педро.

— Педро, ты хоть и горячий, но справедливый, честный человек. Как можешь ты так говорить!

Педро вскочил, словно ужаленный:

— Не вмешивайся в мужское дело!

— Ого! Посмотрите-ка на этого шалопая! — крикнула Чола. — А зачем вы зовете женщин на ваши собрания и митинги? Чтобы за юбками нашими прятаться?

— Погоди, Чола! — остановила ее Конча. — Я хочу его кое-что спросить. Ты сказал, — обратилась она к Педро, — на работу возьмут одних аргентинцев?

— Так поговаривают, — неохотно ответил Педро.

— А ты с этим согласен?

— Моего согласия никто не спрашивает.

— Нет, скажи, что ты думаешь?

Все смотрели на Педро. Тот взял поднесенный сосуд с мате и потянул через трубочку ароматный напиток, словно хотел выиграть время и обдумать ответ. В комнате воцарилась полная тишина. Не слышно было даже шумного дыхания Чолы. Педро вернул сосуд Ар-недо, поерзал на месте и закурил сигарету. Потеряв терпение, Конча спросила его: