Под небом Аргентины - [36]

Хозяин прервал свой рассказ и взглянул на Наско. — Да ешь ты, чего ждешь? За твое здоровье!

— Рассказывай, бай Стефан! — почти приказал Наско и опрокинул вино в рот.

— Ну вот… Здесь Пышо оправился малость. Помогли ему, начал работать. Но все молчал. Бывало, сидит часами и слова не вымолвит. Проработал два-три месяца, и уволили его. Покрутился он возле фабрики, надеялся опять поступить, а потом будто в омут головой вниз бросился. Сейчас дочка его работает, кормит мать и его. Но разве трое взрослых проживет на одну женскую зарплату?.. А хороша девка! — Он подмигнул. — Бай Пышо пропащий человек. С утра до вечера шатается по кабакам, пьет, что поднесут. А хватит лишку — о земле говорит, о лошадях, о белом домике с верандой…. Как по-твоему, — внезапно переменил тему хозяин, — хорошая комната? Только вот… не на голых же досках тебе спать.

Наско посмотрел на его ухмыляющееся лицо.

— Как же, хороша, нечего сказать! В щели ветер свищет, окна нет, а дверь… дунешь — упадет.

— Ох и шутник! Так и быть, на эту ночь я дам тебе матрасик, а завтра уж купи.

— Да ладно, — Наско махнул рукой. — Дай-ка вина, бай Стефан!

Хозяин снова принес луканку — "от себя‘‘ и вина.

— Верно, дверь еле держится, — продолжал он. — Может и вор забраться. Да кто придет воровать? — И захихикал. — Если у тебя деньги имеются, можешь хранить их у меня.

Наско поморщился.

— Кто деньги нажил, умеет и беречь их.

— Ты не слушай пьяной болтовни Пышо. Злится, что я ему в долг перестал давать. У всех моих постоянных клиентов есть особые тетрадки — завтра сам увидишь. На тебя тоже заведу. Что съешь, запишем, а деньги потребуются — получай.

— Нет, спасибо, бай Стефан. Я и сам умею деньги хранить. А если вор заберется — ему не поздоровится. Смотри! — Наско согнул перед носом Стефана свою мускулистую сильную руку.

Хозяин с трудом согнал с лица кислую гримасу.

— Что ж, мне так лучше: вот вам угощенье — денежки на стол!

3

Солнце так нагрело жестяные стены и крышу, что Наско в своей комнатке задыхался. Он встал, свернул лежавший на полу тонкий тюфяк, потрогал стенку и отдернул руку — горячая.

Он вышел во двор и, что-то бормоча себе под нос, поискал глазами тень.

— Дьявольское место! Голо, как в пустыне. Ни деревца, ни травинки. Рядом с этими фабриками ничего не растет.

Он обошел двор, увидел прятавшуюся в тени скамейку у входа в кабачок и растянулся на ней, подложив руку под голову. Лежать было неудобно, но усталость взяла свое, и Наско задремал. Заснуть не удавалось — в голову беспорядочно нахлынули воспоминания.

Он перенесся мыслями на родину — в последнее время с ним часто это случалось. Вспомнил дом, мать, школьных товарищей, пароход, первые часы в Аргентине. И заныло сердце. Зачем он приехал в эту страну? Вряд ли сможет он когда-нибудь Ответить на этот вопрос. Чтобы стать богатым, независимым? Но даже если он и добьется желанного богатства, все равно цена за него слишком высока… Разве это жизнь? С тех пор как ступил на проклятую аргентинскую землю, он вечно куда-то опешит, спит где придется, помыться толком не может, ест что попало, а работа изнурительная, убийственная. И так день за днем, месяц за месяцем…

В памяти возник печальный пейзаж патагонской равнины. Бескрайние пески. Нефтяные вышки издали напоминают обуглившиеся скелеты домов. Бараки рабочих выстроились ровными длинными шеренгами, как казармы. В крохотных комнатушках теснится по несколько человек. Рабочие припадают к бутылке, не успев сбросить с себя пропитанную нефтью одежду, и пьют до тех пор, пока снова не наступит время идти на работу. Нефтяные компании так же предусмотритетьны, как и мясные фабриканты. Владельцы их, может быть, те же откормленные высокомерные акционеры из Лондона и Нью-Йорка. В каждом поселке есть лавка, принадлежащая предприятию. Там рабочие покупают продукты и спиртное, а рассчитываются по пятницам и первым числам месяца. Остаток получки обычно исчезает в ближайшем притоне, где кончают свой жизненный путь проститутки из больших городов.

— Тьфу, противно до тошноты! — вслух произнес Наско, брезгливо поморщившись.

Он поднял голову, обвел мутным взглядом улицу. Низенькие домишки из тонкой жести еще ниже пригнулись к земле под безжалостными лучами солнца. Ни души. Не видно даже бродячих собак.

Усталость и парная духота снова нагоняли дремоту. Наско вспомнился Яне, один из рабочих на нефтяной скважине, его товарищ по комнате. Что с ним? Все так же кашляет сухим отрывистым кашлем? С тех пор, как он заболел, никто не хотел жить в их бараке.

Яне тоже мечтал о независимости и богатстве, потому и оставил родное село. В Аргентине он сразу понял, что обманут, но не испугался. Обещанной земли не дали, и он поехал в Патагонию. Работал не покладая рук. Не пил, как другие, не ходил по публичным домам, берег каждое песо. Молодой и сильный, он легко справлялся с самой тяжелой работой, не боялся и сверхурочной — ведь так быстрее накопишь. И подорвал здоровье — простуживался часто, иногда не мог встать с кровати. Потом это прошло. Только все потел, лоб его всегда горел, а сухой кашель становился все мучительнее. Однажды захаркал кровью. Врач компании не стал его обманывать и даже на несколько дней освободил от работы. Однако после этого его уволили: для жирных господ из Лондона и Нью-Йорка он был мертв. Яне отослал жене скопленные деньги, чтобы спасти заложенный участок земли ради ребенка, и упросил компанию оставить его сторожем в бараках. Получки хватало только на то, чтобы не подохнуть с голоду. Смирившись, стал ждать конца…