Под небом Аргентины - [37]

"Это могло случиться и со мной, останься я там, — подумал Наско. — Хвастаюсь мускулами, а откуда взялась эта усталость? Руки и ноги словно свинцом налиты".

Там, в Патагонии он работал не меньше Яне. А что удалось собрать за год? Купил билет до Берисо и привез всего сотню песо. Эх, если бы он мог вернуть жизнь на год назад или хотя бы заработать денег на дорогу в Болгарию… Возвратиться? Нет, ни за что на свете!

Эта мысль так его взбудоражила, что он сразу вышел из оцепенения. Боль и гнев поднялись в груди. "Нет, ни за что на свете!" — повторил он и ударил кулаком по жестяной стенке ресторана.

— Эй, приятель! Денег возьми, только стен не ломай. Имей в виду, что мы прибыли сюда с намерением набить наши пустые желудки.

Наско потер заболевший от удара кулак и молча уставился на остановившихся перед ним молодых людей. Оба были примерно его лет, небритые, с желтыми испитыми лицами. Тот, что повыше, был одет в выгоревшую от солнца одежду. Другой, мелкорослый, с бегающими глазками, кутался в широкое длинное пальто с поднятым воротником и прятал руки в карманах. На голове у него красовалась грязная соломенная шляпа, сдвинутая на затылок.

"И как он не сварится в такой упаковке?" — подумал Наско и расхохотался.

Высокий прервал его:

— Что смеешься? Это Трако, знаменитый директор цирка, артист, клоун, жонглер, билетный контролер и прочее и прочее, в зависимости от надобности. Звезда всемирно известного цирка дона Педро Хуана-Эстебана де Санта Анна де Байя. Широкополая шляпа необходима ему и летом, и зимой — пропускает через дыры излишек низвергающихся водопадом гениальных идей. Не будь шляпы, мозги бы у него давно сварились. А что касается зимнего пальто, он его носит всегда и всюду из гигиенических и других соображений. По вечерам, например, при неизбежном похолодании он закутывается в пальто и храпит на тротуаре, как на пуховой перине. А днем, в адскую жару, его тонкой рубашки совершенно недостаточно, чтобы впитать испарения могучего тела. Смотри!

Быстрым движением высокий развернул пальто, открыв голую грудь своего товарища. Тот и не шевельнулся, невозмутимо продолжая смотреть на Наско. Потом неспеша запахнулся — пальто было без пуговиц. Только сейчас Наско понял, почему он держит руки в карманах.

— Ты из Софии? — снова заговорил высокий.

Наско кивнул.

— Если ты голоден, идем с нами, — пригласил его высокий, с важным видом доставая из кармана смятую бумажку в одно песо. — На это последнее песо мы можем перекусить втроем.

— Но мы видим друг друга впервые, — Наско смутило приглашение.

— Подумаешь! В Аргентине все софийцы — по крайней мере, двоюродные братья.

Наско опустил ноги на землю.

— Впрочем, если ты, к счастью, сыт, окажи честь нашей компании. Можешь даже пожертвовать в нашу кассу несколько сентаво — у нас уже два дня во рту ни крошки.

Заметив удивление Наско, он состроил кислую гримасу:

— Ну что глаза пялишь? До самого Буэнос-Айреса долетела слава стряпни Амуджи. Слышали мы о бай Стефане и еще о многом другом. — И оба вошли в кабачок.

Наско поколебался мгновение и последовал за ними.

Уселись за столик.

— Давайте знакомиться, — высокий церемонно поднялся и театрально поклонился. — Мое имя Видю. Получил в наследство особняки и деньги, да все растранжирил… Жил припеваючи. Но наследство быстро растаяло. Когда я это заметил, было уже поздно. А в писари идти не хотелось. Тогда решил на жалкие остатки уехать и попробовать вернуть все, что пропил и проел. Даже не знал точно, что буду делать. Но и иллюзий не питал — на трудовые доходы чуда не совершишь. К тому же, все дороги ведут в Рим, если, конечно, не думать об угрызениях совести…

Он прервал свою тираду, чтобы позвать хозяина, и когда тот принес вина, наполнил стаканы, чокнулся с Наско и кивнул в сторону приятеля:

— Вот этот малыш — Трако. По Сеньке и шапка. Когда я с ним познакомился, жизнь научила его двум вещам — избегать любой работы и терпеть голод. Первым его дельным занятием было помогать мне тратить деньги. Ну, а как кончились сытые библейские времена, ему тоже было все равно, где голодать — там или здесь…

— Хорошо ты пожил, — усмехнулся Наско.

— Да… На крохи с богатой трапезы еще можно было немного протянуть, не зная голода. А потом я собрал все, что осталось, набрал в долг у кого смог, и покатили мы с Трако в Италию. Побывали во всех портовых кабаках и тайных вертепах Генуи. Трако так ел и пил, что на три года впрок жирком запасся. А я любовался на человеческое скотство и сам часто превращался в скотину похуже многих. Неожиданно денежкам пришел конец. А мы вовремя не догадались заплатить за два билета третьего класса в Америку. Хорошо еще, что морячки у нас знакомые водились. Стоит угостить кого-нибудь из них литром вина, и преданнее друга не найдешь. Один матрос спрятал нас в спасательной шлюпке своего парохода, и на другой день мы отбыли в Бразилию, в Пернамбуку.

Видю отпил глоток вина и закурил.

— Если меня спросят, где я предпочитаю голодать, без колебаний скажу: в Пернамбуку. Не удивляйся. Солнце там еще до своего появления на небе печет с такой силой, что мостовая прожигает и самые толстые подметки. Местные жители, в основном черномазые, ходят босиком. Помню, в первый день мы увязались за одной девчонкой и все смотрели на ее изящные босые ножки, не поджарятся ли они на тротуаре. Два дня у нас и крошки во рту не было, а мужской голод донимал больше месяца…