Под небом Аргентины - [33]

— Да я и сам не знаю, как стал Большим дьяволом Я так думаю: люди потому меня прозвали "дьяволом", что я всегда нахожу возможность выпить, даже когда ломаного гроша нет за душой. А из-за роста прибавили "большой" — вот я и стал Большим дьяволом.

С этими словами лодочник лениво погрузил весла в воду.

Где-то за мостом, очертания которого едва угадывались на горизонте, небо залило огненно-желтое сияний.

— Но для меня ты остаешься Хароном: эта борода, эти мощные мускулы, эта мутная вода… Поучил бы ты меня, дед, уму-разуму — в Америке надо знать всякие хитрости. Я впервые направляюсь в Берисо, а там, слышал, далеко не рай.

Старик долгим взглядом посмотрел на энергичное лицо путника, опустил весла и тихо сказал:

— Ты прав, парень. Не одного и не двух перевез я туда. Приходили, как и ты, полные энергии, с верой, жаждой счастья. А назад никто не возвращался таким, как пришел… Да, туда людей перевозил, а обратно трупы живые… Некоторые даже не могли заплатить за перевоз. Ты прав — Хароном впору мне называться.

Наско поразили слова старика.

— Ты знаешь про Харона?

Старик усмехнулся и глубоко затянулся догорающей сигаретой.

— Когда-то я много знал, парень. Потом случай оторвал меня от своих, и попал я сюда. Годы летели мимо меня, и каждый уносил с собой мечты и иллюзии. Каждый новый год обрывал еще одну нить, связывавшую меня с родиной. Но нитей оказалось меньше, чем отпущенных на мою долю лет. И когда оборвалась последняя нить, я стал Большим дьяволом, или Хароном, как ты говоришь. Да, парень, не давай жизни лететь мимо тебя. А то и тебя когда-нибудь опросят, откуда ты знаешь про Харона.

В голосе старика звучала тоска.

— Но как же так случилось, что ты остался здесь?

— Харон, который перевез меня, умер, вот я и сменил его. Потом полюбил лодку, да и поздно уже было…

Лодочник взялся за весла, принялся энергично грести и добавил, вздохнув:

— Не упускай времени, парень, потом тебе уже станет все равно. А когда-нибудь мое место освободится…

Лодка резко обогнула нос парохода, скользнула между ним и берегом и причалила к ступеням, ведущим на набережную.

Оба долго молчали: Наско словно забыл, что должен идти, а старик вынул новую сигарету и закурил. Из задумчивости их вывел чей-то голос — с того берега звали лодочника.

— До свидания, парень, — старик засуетился. — Может, для тебя здесь уготовлен рай. И такое случалось..

— Сколько, дедушка? — спросил Наско с напускной веселостью.

— Харон не берет денег, — улыбнулся тот. — Но и души твоей не хочу. Может, поднесешь мне когда-нибудь поллитровку. Хо-хо, Харон любит иметь должников. Когда застигнет безденежье при великой жажде, все выручит кто-нибудь из них.

Лодка змеей скользнула мимо парохода. Наско взбежал наверх на широкую стену, приложил руки ко рту и крикнул во весь голос:

— До свидания, дед Харон! Здесь меня ждет рай!

2

Уже в субботу после полудня Берисо приобретал праздничный вид. Свободные от смены рабочие, переодевшись, заполняли кабачки и кафе, некоторые собирались по домам за чашкой мате. Молодежь толпилась на перекрестках, оглядывала проходящих мимо принаряженных женщин и развлекалась, провожая их шуточками и комплиментами.

Только две мясохладобойни не знали отдыха. Мощные машины работали днем и ночью, в будни и праздники, сотрясая землю далеко вокруг. Из многочисленных окон и дверей фабрик густыми клубами валил сизый вонючий пар, от хлевов, вмещавших тысячи голов скота, шли зловонные испарения. Смешавшись с вечно влажным воздухом, они низко опускались над домами, окутывали уличные фонари свинцово-серой вуалью. От тяжелого воздуха першило в горле.

Кабачок, в котором собирались болгары, напоминал скорее всего барак. Жестяные стены, обшитые изнутри досками, почернели от табачного дыма и испарений, волнами вырывавшихся из открытой двери кухни. Часть помещения занимали длинные столы со скамьями. Это придавало заведению вид какой-то лавки. Табачный дым и кухонный над стелились над покрытыми жирными пятнами столами.

В кабачок бай Стефана заглядывал хоть раз в неделю каждый из болгар, попавших в городок. Люди приходили сюда, чтобы поделиться новостями с родины, почерпнутыми из писем, обменяться старыми газетами или просто поговорить на родном языке. Для них этот кабачок был единственным местом, где можно было развлечься — поиграть в карты, в нарды или поспорить.

Хозяину, бай Стефану, было лет сорок. Этот высокий, сухой человек с желтым лицом и черными хищными глазками с утра до вечера бегал от стойки к столам, то и дело исчезал в кухоньке, заглядывал в кастрюли и снова спешил к посетителям. Его глаза все успевали замечать, с лица никогда не сходила угодливая улыбочка. С тем же проворством, с каким он скороговоркой, отпускал свои плоские циничные шутки, он называл посетителю сумму, которую нужно было уплатить по счету.

Остановившись на пороге кабачка, Наско нерешительно огляделся. Хозяин, завидев нового клиента, поспешил ему навстречу.

— Пожалуйте, вот свободное место!

— Предпочитаю одиночество. Но сперва скажите, здесь собираются болгары?

Бай Стефан окинул гостя внимательным взглядом.

— Ха, значит, болгарин? Так разве вы не слышите, какая прекрасная ругань носится вокруг? Можно подумать, что мы в Софии. Наверно, вы только что приехали?