Почта святого Валентина - [101]

— Мне унитаз так нравится теперь! Как родной! Прямо белый друг!

Наведение блеска было у Виктории едва ли не единственным способом вернуть душевное равновесие. Судя по безукоризненной стерильности полок, подоконников и паркета, битва за душевный покой велась непрерывно и без шансов на победу. «Может быть, пытаясь меня изменять, она просто наводит на мне порядок?» — с улыбкой подумывал Стемнин в редкие минуты благодушия. Впрочем, оснований благодушествовать было все меньше. С каждым новым предложением изменить что-то во внешности или поведении он с ужасом убеждался, что возлюбленная неосознанно, но целенаправленно переделывает его по вполне определенному образцу. Не вызывало ни малейшего сомнения, что этим образцом был ее «бывший», то есть Валентин. Имя Веденцова так и не было произнесено ни разу. Стемнин знал: стоит назвать это имя, и отныне он незримо поселится в доме, как навязчивый призрак. Тем не менее грехи, проступки и недостатки «бывшего» были самой волнующей и частой темой их разговоров. Приходя на «Почту», Стемнин всякий раз смотрел на Веденцова новыми глазами. Похоже, Вика ничего не разболтала про них, и Стемнин поглядывал на руководителя со смесью презрения, страха и жалости. С другой стороны, при таком обилии недостатков, зачем нужно было так часто вспоминать об этом человеке?

Однажды за ужином, когда Вика в очередной раз, отложив вилку, нервно набивала какую-то эсэмэску, Стемнин не выдержал:

— Послушай. Не хочу тебя подталкивать к каким-то признаниям. — Он кивнул на ее сотовый. — Ты ведь знаешь, я тебя… Да, ты это знаешь. А я не только не понимаю, чем ты отвечаешь на мою… на мои чувства, но даже не уверен, свободна ли ты от прежних отношений. Потому что если это так…

— Откуда такие мысли, Илья? — Она нажала кнопку, отправляя сообщение. — Конечно, свободна, как может быть иначе? Наверное, если бы это было не так, я бы тут рядом с тобой не сидела.

— Я сужу по тому, как часто ты говоришь о своем… о твоем бывшем друге.

— Ну и что? Хочешь, я не буду про него говорить, раз тебя это так выводит? Его тоже, кстати, бесило, когда я рассказывала про кого-нибудь. Даже если про женщину. Надо было говорить только о нем. Ты такой же?

— Не болтай ерунды! Может, это тебе хочется, чтобы я был таким же? — Стемнин представил раздраженного Веденцова.

— Если тебе со мной так плохо, я могу уйти, — прозвенело на кухне, — только намекни.

Глаза ее сверкали разбуженной правотой. Похоже, бросая вызов, Виктория хотела не столько уйти, сколько сделать Стемнина виновником ее ухода. Если бы он обидел ее, прогнал, унизил, она обрела бы заряд новой жизни, прилив сил, вдохновения. Душевные раны были вехами, пружинами и трамплинами ее судьбы.

Они стояли посреди кухни, скрестив взгляды. Он задыхался от ее несправедливости и красоты.

— Нет, я хочу, чтобы ты была со мной. Без тебя мне не жить.

— Вот и он так говорил, — ответила Вика, понемногу погасая.

Надев резиновые перчатки, она взяла бутылку моющего средства и принялась драить кухонную плиту. От запаха хлорки на кухне посвежело.

11

Абонемент на десять посещений бассейна стоил недорого. Приобретая купальное снаряжение, Стемнин немного беспокоился, как все это оценит Вика. Вдруг ему не идут плавки-шортики или шапочка черного цвета. Ходить в бассейн была Викина идея.

— Не могу уже сидеть в четырех стенах. Было бы тепло, мы бы гуляли, катались на велосипедах. А то заперлись, как в гробу.

Стемнин огорчился: находиться дома вдвоем казалось ему самым большим удовольствием. Впрочем, если дом для возлюбленной был гробом, следовало срочно вернуть ее к жизни.

Бирюзовая теплая вода пахла искусственным светом. На последнем сеансе в субботу четыре дорожки из восьми были свободны. Несмотря на музыку, закупоренно бубнившую через плотную купальную шапочку и плеск воды, бассейн казался безлюдным. Никаких замечаний по поводу экипировки не последовало, Вика только заметила, что неплохо бы ему походить в солярий. Напротив выхода из душевой на белом пластиковом стуле сидел инструктор, мужчина лет тридцати, в синем тренировочном костюме и резиновых шлепках. Иногда он вставал и не торопясь обходил бассейн по периметру, скорей для разминки, чем по обязанности. Стемнин и Вика выбрали третью дорожку. Вика плавала хорошо, но подолгу отдыхала, держась за разделительный трос, похожий на великанскую нитку гавайского ожерелья. Минут через десять она поднырнула под него и оказалась одна на соседней, четвертой, дорожке. Продолжая плавать, Стемнин не обратил на это особого внимания. Встречаясь во время заплыва с голубой Викиной шапочкой, он приветственно махал ей рукой или, бултыхнув ногой, выбивал фонтан теплых брызг.

Инструктор обошел бассейн и встал рядом со своим пластиковым троном. Викина дорожка оказалась как раз напротив. Стемнин заметил, что, стоя на подводном приступке у борта, Вика заводит руки за спину и пытается что-то поправить. Вглядываясь в смутные очертания девушки, он поднял забрызганные очки на лоб. Вдруг синяя полоска, верхняя часть ее купальника, отлепилась и шлепнулась на парапет. Не веря своим глазам, Стемнин щурился и озирался, вертя головой. Редкие посетители и посетительницы на параллельных дорожках плавали кто брассом, кто баттерфляем, кто на спине. Инструктор, находившийся ближе всех к Стемнину, равнодушно глядел в сторону детского бассейна за стеклянной стеной.