Почему я? - [37]

Волна недовольства прокатилась по комнате. Марко поднял руки так, как будто успокаивал толпу с балкона.

— В его словах есть смысл.

— Ну, конечно.

— Мы все иностранцы на этой безбожной земле, невзирая на связи с эмигрантами.

— Эмигранты, — плюнул Грегор. — Мелкие торговцы, покупающие бассейны в рассрочку.

— Точно. Можно человека заставить слушаться и выполнять приказы, если угрожаешь убить его бабушку на родине, но ты не можешь вынудить его думать как доброволец и раскрыть ему всю испорченность и сластолюбие общества.

— Совершенно верно.

— Чужестранцы на чуждой им земле должны объединить силы, — размышлял Марко.

— Об этом я сейчас и говорю. Мы сделали первый пробный контакт с полицией. (Грегор был одет в черные вельветовые брюки). А вы наладили контакт, с преступным миром Нью-Йорка.

Марко (это его дядя был знаком с хозяином «Бар и Гриль») удивился, но не обрадовался:

— Как ты узнал?

— Ваш тостер подсказал. Суть такова, мы можем поделиться друг с другом нашей ограниченной информацией, и мы готовы к решительным действиям, когда Византийский Огонь найдут и …

— А вор, — добавил Марко.

— Он нам не интересен.

— Но он необходим нам. По религиозным соображениям.

Грегор пожал плечами:

— Тогда мы передадим его вам. Главное то, что объединившись, наши шансы найти рубин значительно возрастут. Как только он найдется, конечно, мы обсудим следующий шаг. Вы согласны?

Марко хмуро посмотрел на своих людей: напряженные, худощавые и мрачные, но не возражающие. Он кивнул:

— Мы согласны, — ответил он и протянул руку.

— Да простят и поймут нас души наших предков, — сказал Грегор и пожал руку своего врага.

Раздался телефонный звонок.

Мужчины уставились друг на друга. Главари отдернули свои руки.

— Кто знает, что вы здесь? — прошипел Грегор.

— Никто. А как насчет вас?

— Никто.

Поднявшись на ноги, Марко произнес:

— Я разберусь с этим, — и он подошел к стене с телефоном, снял трубку и ответил: — Алло?

Все наблюдали, как лицо его мрачнело, как небо перед летней грозой, а после краснело (моряки остерегаются такой бури) и слегка смутилось.

— Одну минуту, — сказал он в трубку и повернулся к остальным: — Это болгары. Они подслушивают нас из подвала и тоже согласны. Они хотят подняться и присоединиться к нам.

26

— Вот это да! — сказал Келп, разглядывая Византийский Огонь.

— Не смей надевать его, — предупредил Дортмундер. — Я потратил массу времени, чтобы стащить его.

— Боже, — воскликнул Энди, который сидел в гостиной на диване Дортмундера и глазел на рубин, сапфиры и золото, сверкающие на его ладони. — Обалдеть.

Мэй нянчилась с ними как мамка:

— Хочешь пиво, Энди?

— Слишком рано для него.

— А-а, к черту, — сказал Келп.

— Тогда захвати два, — добавил Дортмундер.

— А лучше три, — и Мэй ушла за напитками, оставляя за собой сигаретный «хвост».

Джон наблюдал за тем, как Энди рассматривает Византийский Огонь, пока Мэй не вернулась. Только тогда внимание Келпа, наконец, переключилось на банку пива.

— Вот так, — произнес Дортмундер.

Келп посмотрел на него поверх банки:

— Боже, Джон, — спросил он, — как такое могло случиться?

Дортмундер рассказал ему все: взлом, прибытие и уход незнакомцев, как он нашел камень.

— Кто знал, что такое возможно? — подытожил Джон.

— Кто знал, что такое возможно? — повторил эхом Келп, скептически. — Византийский Огонь? Все знают о нем!

— Только теперь, — поправил Дортмундер. — Кража произошла в среду вечером, соответственно о ней не говорилось во всех газетах, и никто не знал о Византийском Огне.

— Конечно, говорилось. В газетах упоминалось о том, что американский народ передает Турции кольцо, прибывшее из Чикаго.

Дортмундер окинул Келпа непоколебимым взглядом:

— Энди, то, о чем ты сейчас говоришь — это часть истории об ограблении. Ответь-ка мне честно, до кражи знал ли ты о подношении американского народа?

Келп слегка смущенно ответил:

— Ну, в общих чертах.

— Это могло произойти и с тобой, — сказал Джон. — Не обманывай себя. Ты также мог заметить объявление о закрытом магазине, проникнуть внутрь, увидеть большой красный камень, подумать «какого черта» и взять его с собой с мыслью, что, возможно, он что-то стоит. Это могло случиться с тобой.

— Но не произошло, Джон. Вот все, что я могу тебе сказать, и я счастлив, что не произошло.

— Не могу сказать того же, — ответил Дортмундер.

Неприятно осознавать, что все три человека в комнате — включая его самого, да поможет ему Бог — думали, что над Джоном нависло проклятие.

Келп покачал головой:

— Джон, что ты собираешься делать?

— Не знаю. Еще до вчерашней ночи я и не знал об этой чертовой вещице. Времени на раздумья было немного.

— Ненавижу эти слова, но все же, мне кажется, ты должен вернуть кольцо.

Дортмундер кивнул:

— И я об этом подумал, но возникает вопрос.

— Нда?

— Как? Как его вернуть? Отправить почтой?

— Не будь дураком, ты знаешь, что почте доверять нельзя.

— Просто оставить его где-нибудь, как какого-нибудь брошенного ребенка возле церкви, тоже не могу. Ведь любой ребенок или какой-то умник заметил его и присвоит себе, «нагреется» на нем, а я по-прежнему в беде.

— Знаешь что, Джон? — Келп сел прямо. — В голову пришла мысль.

— Нда? И какая?