Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - [157]
И уж совсем неприемлемо самое очевидное и, казалось бы, простое решение: насладиться общением с Чернушкой у себя в квартире, когда я приезжаю в очередной раз на несколько недель на Кипр. Слава богу, от такого соблазна меня сразу отговорил Шахин: «Я не приму назад вашу леди после того, как она поживет у вас несколько недель. У кошки не может быть одновременно два дома и два хозяина. Или забирайте ее в Москву, или, если вам так хочется, посещайте ее здесь, у меня». И, кстати, Чернушка это сама чувствует. Так уж получилось, что в прошлом году, когда ко мне на Кипр приехал сын с детьми, я снял для себя на две недели квартиру практически рядом, дверь в дверь с квартирой Шахина, где живет Чернушка. И она, когда я выгружал вещи из такси, уже ждала меня у дверей этой квартиры. Но, поразительно, когда я ее позвал, она не вошла за мной в эту квартиру, и ни разу не вошла за две недели, хотя аккуратно приходила за завтраком и ужином к этой двери. И, откушав рядом с дверью свой завтрак или ужин, она на моих глазах вылизывала до блеска свою шерсть, но никогда не переступала порог этой квартиры.
Хотя по-настоящему бездомные кошки, которые не имеют приюта у профессора-иранца, как Чернушка, с радостью соглашаются на кошачье счастье хотя бы на две-три недели. Сестра и брат бедной Лизы, которые жили у меня в квартире с ней, когда Лиза умирала, жесткая и умная Катя и ее добродушный, обидчивый брат Барин, ждут не дождутся, когда я приеду в очередной раз и пущу их лежать на их любимом диване. И формально, по фактам, по времени пребывания со мной вместе, Катя стала мне ближе, чем Чернушка из приюта. Я даже испытываю чувство вины перед ней, перед этой маленькой серой кошкой с умными, пронизывающими глазами, которая смотрит на вас свысока: из-за меня она чуть не лишилась жизни. Моя соседка снизу Лена, после моего отъезда в Москву осенью прошлого года настелила на крышу своей веранды колючую проволоку, чтобы преградить кошкам дорогу наверх, на мой и противоположный балкон Хьюго и Елены Эриксон. Муж – норвежец, жена – русская. У моих соседей по лестничной площадке такая же болезнь, как у меня. Когда они приезжают на Кипр, они кормят с утра до вечера бездомных кошек. Но кошки, которые выросли на наших балконах (они живут там, когда нас нет), по привычке прыгали с лестничной площадки на Ленину крышу с железной проволокой и конечно рвали себе сухожилия на ногах. И когда я вернулся на Кипр уже в конце ноября, обрадовавшаяся моему приезду Катя еле доползла до моей двери, она была уже совсем плохая. Ветеринар, к которому мы, как всегда, с норвежкой Евой приехали, зафиксировал не только разрыв мышцы на правой задней лапе, но и заражение крови. Но уколы, которые ей у меня в квартире делала Ева, и антибиотики спасли ей жизнь. И потому, несмотря на свой жесткий характер (Катю боятся не только кошки, но и коты), она делает все возможное и невозможное, чтобы выразить мне свою кошачью благодарность. Ходит со мной на берег моря даже в сорокаградусную жару и сидит в кустах по два часа, пока я плаваю и пока, возвращаясь с пляжа, ее не позову. И счастливая, по дороге охотясь за ящерицами, бежит за мной и с нетерпением ждет, когда я открою дверь в квартиру. Но все равно я расстаюсь с Катей не с такой грустью, как каждый раз расстаюсь с Чернушкой из приюта. Хотя трудно объяснить, почему одна кошка, та же Чернушка, запала тебе в душу, и если бы условия позволяли, я бы забрал ее в Москву и жил бы с ней постоянно, а другая кошка, как, к примеру, Катя, все же для меня только существо, которому я хочу помочь. И это уже загадка природы: почему одно существо – не важно, человек или животное, – является родным, близким для вашей души, а другое, если оно даже рядом с вами, не становится родным. Хотя, наверное, в выборе животным будущего хозяина никакой мистики нет. Они просто обладают особой чувствительностью к строению наших душ и безошибочно определяют тех, кто может им помочь. Рядом с миром, который мы, люди, видим и чувствуем, находится второй мир, в котором сокрыта тайна нашей жизни и в который мы прорываемся сознанием крайне редко, обычно в трагические минуты своей жизни. И мне думается, что кошкам дано видеть нас в наших обоих измерениях жизни, а потому они знают о нас больше, чем мы знаем о себе сами.
Мои близкие говорят, что, на их взгляд, в моих заботах о кошках и дома, в Москве, и на Кипре есть что-то ненормальное. Я на их замечания не реагирую. Не надо бояться себя, если вы почувствовали в своей душе потребность иметь рядом с собой животное, если к вам пришла, как ко мне в Москве, Муся вместе со своими котятами, а на Кипре – подарила мне свою любовь и привязанность Чернушка. Мир держится, продолжает существовать только из-за того, что кому-то все-таки удается осчастливить находящееся с ним рядом живое существо. Нет смысла в человеческой жизни, если она от начала до конца наполнена страданиями и унижениями. И поэтому моя душа постоянно восстает против русских властей, которые во имя надуманных идеалов, а чаще всего – во имя болезненного самолюбия наших властителей взращивают семена нищеты, ввергая жизнь миллионов наших соотечественников в испытание скудостью, экономией на всем, и даже на собственном здоровье.
За «концепцией» стоит какой-то странный патриотизм, какая-то странная любовь к своей Отчизне, причудливо сочетающаяся с кровожадной небрежностью к соотечественникам. В рамках этого мировоззрения причудливым образом соединяется и функциональная трактовка террора как средства строительства новой жизни, и идея особой русской, противоположной Западу цивилизации, и, наконец, все это скрепляется марксистской трактовкой истории как необратимого движения к коммунизму. Мы имеем здесь дело со смесью взаимоисключающих идей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ципко Александр Сергеевич принял активное участие в разработке идеологии перестройки. Автор книги попытался ввести анализ идейных истоков перестройки в контекст нынешних споров о существовании особой русской общинной цивилизации. В отличие от нынешних неославянофилов, он связывает русский культурный код не с уравнительными настроениями беднейшего крестьянства или с революционными страстями Степана Разина, а с основополагающими гуманистическими ценностями великой русской культуры XIX века и русской религиозной философии начала XX века. При оценке исторического значения демонтажа политических основ советской системы, совершенного Горбачевым во время перестройки, автор книги исходил из того, что все те, кто прославил русскую общественную мысль, кого принято называть русскими гениями, восприняли ленинский Октябрь как национальную катастрофу, а большевистский эксперимент – как насилие над русской душой.
В своих последних статьях, собранных в этой книге, автор пытается понять, почему посткрымская Россия не хочет знать главную правду о большевизме, правду о том, что «возникновение на Западе фашизма стало возможно только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (Николай Бердяев). С точки зрения автора, главной причиной нашего русского нежелания расстаться с соблазнами и иллюзиями коммунизма, нежелания «жить не по лжи» (Александр Солженицын) является апатия души и мысли, рожденная испытаниями страшного русского ХХ века, жизнью на вечном надрыве, «затянув пояса», жизни, требующей бесконечных, часто бессмысленных жертв.
Есть все основания говорить, что нынешние массовые рецидивы крепостнического, аморального славянофильства, вся эта антизападная истерия являются свидетельством какого-то нового сдвига в общественном сознании. Все эти модные разговоры об особой русской миссии, об особом проектном сознании идут не столько от любви к России, сколько от незнания, что делать, как вести себя. Отсюда и соблазн сказать, что мы живем не хуже, а по-своему.
Предупрежден – значит вооружен. Практическое пособие по выживанию в Англии для тех, кто приехал сюда учиться, работать или выходить замуж. Реальные истории русских и русскоязычных эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе мира. Разбитые надежды и воплощенные мечты, развеянные по ветру иллюзии и советы бывалых. Книга, которая поддержит тех, кто встал на нелегкий путь освоения чужой страны, или охладит желание тех, кто время от времени размышляет о возможной эмиграции.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.