Побег из Фестунг Бреслау - [118]

— Справимся.

— Тогда сейчас в лазарет, — проводник повел их по длинному коридору.

— Зачем в лазарет?

— Завтра рабочие должны будут пойти на работу, как и обычно. А в группах вас никто не знает, работу вы тоже не знаете. А в лазарете к вам никто не прицепится.

Через несколько минут они добрались до какого-то неприглядного, насколько можно было судить при ночном освещении, барака. Проводник открыл дверь и пропустил всех вовнутрь. В небольшой комнате их ждали врач с рослым санитаром.

— О Боже, — всплеснул врач руками. — Целых четверо!

— Пан доктор, мы не с пустыми руками, — Холмс протянул ему приличных размеров коробку. — За место платим: пенициллин, цибазол, витаминные таблетки.

— Пенициллин? — врач взял коробку так осторожно, как будто там был нитроглицерин. — Пенициллин?

— Чистейший. Прямо из Англии.

Врач глянул на своего рослого помощника.

— Пан Сташек, тогда отправляйтесь к инженеру Венгржину и сообщите ему, что я передумал. Завтра он не умрет, а будет жить дальше.

— Но, пан доктор, пан инженер ведь не поверит.

— Тогда продайте ему как-нибудь красиво. Скажите, что его молитвы были выслушаны, и что Матерь Божья Остробрамская согласилась совершить чудо!

— Так ведь он же из Варшавы. Наверняка ведь молится Ченстоховской Богоматери.

— Ой, да ладно. — Певучий виленский акцент едва позволял Шильке понимать доктора. — Ну не станут же бабы ссориться, какая для него более подходящая. В небе оно не очень к месту. — Врач глянул на часы. — Передайте ему, что чудо я совершу уже через четверть часика.

— Хорошо, пан доктор.

— Ну а вас я приглашаю вот сюда.

Доктор открыл дверь в лазарет.

Не все пациенты в это время спали. Шильке уловил несколько взглядов. Но никто не задал ни единого вопроса, не прозвучало ни одного комментария. Неожиданно до него дошло. Это совершенно другая ментальность. Конспирация у всех была в крови. И все эти придворные формы в подобного рода месте: «пан», «пани», ритуалы, этикет. Совершенно иной мир. Неожиданно он понял, что эта прогулка по парковой аллее обладала символическим измерением. Он уже очутился на территории Польши. Чуточку быстрее, чем остальные немцы в этом городе.

Принудительных работников, как и каждое утро, собрали на плацу, откуда они должны были отправится на определенные участки. Все проходило по устоявшемуся за много лет сценарию. Шильке удивил только один факт. Все поляки знали, что ночью был подписан акт о капитуляции, а вот никто из немцев об этом не имел ни малейшего понятия. Откуда они знали? Ведь никто из четверки Холмса наверняка не проговорился. Тогда откуда? В лазарете, потому что здесь было больше всего места, даже собрался тайный полевой польский суд, который заранее разделил охранников по степени их виновности. Но тут оказалось, что смертного приговора заслуживал только один из них, исключительная сволочь и бандит. Вот только приговор исполнять никто не желал. В связи с этим, суд сменил его на более суровый: смертный приговор с дополнительными пытками перед тем, и все это необходимо осуществить чужими руками. Заинтригованный Шильке насторожил уши, чтобы узнать, каким же образом они собираются все это провести. И поляки оказались мастерами в вопросе комбинирования.

— Это очень просто, — объяснял пожилой человек с короткой, тщательно удерживаемой бородкой. — Как только случится подходящий момент, мы его схватим и силой сделаем на левом предплечье татуировку СС.

— Замечательная идея! — согласился председатель судейской коллегии. — А татуировки кто-нибудь делать умеет?

Тут же объявился уголовник, который сидел в тюрьме еще перед войной.

— Я умею, — сообщил он. — Только я не знаю, как такая эсэсовская татуировка выглядит. В жизни не видел гестаповца[71] голым.

— Это всего лишь вытатуированная группа крови, — пояснил бородач. — На левом предплечье.

— Но, прошу прощения, где конкретно?

— Ой, только без преувеличений. Русские — это тебе не аптекари. Штангенциркулем измерять не станут.

С этим все согласились.

— Но ведь он станет отрицать, документы предъявим, — появились сомнения.

— А документы исчезнут. Но, уважаемые, вы подумайте на минутку. Кому русские поверят? Ему или нам? В конце концов, мы же их союзники.

Громкий смех, похоже, говорил о том, что союз с Россией не является особо крепкой конструкцией.

— А если эта свинья переживет ГУЛАГ? — появились сомнения еще у кого-то.

— Ой, Боже ж ты мой. Заберем у него винтовку и сделаем на прикладе насечки, как снайперы. А ниже надпись по-немецки: «мои русские». Достаточно?

Вся судейская коллегия снова рассмеялась. Заседание было закончено. Шильке только головой качал. Он уже имел возможность ознакомится с польской находчивостью при случае «дезертирства» офицера в ходе обороны рокового мота с компанией пенсионеров. Ничего не делается силой, «через колено», все как-нибудь с вывертом, и лучше всего, если грязную работу сделает кто-то другой. Немец находился под впечатлением польской ментальности.

В лазарете сделалось пусто. Если не считать врача, днем сюда никто не заглядывал. В полдень санитар с помощницей принесли еду. Шильке еще не проголодался. Пациенты с соседних коек с охотой поделили его порцию между собой. Наверняка они знали, что это немец, понимали его молчание и причину, по которой он не раскрывал рот. Все общение проводилось жестами. Холмс, Ватсон и Хайни отсыпались за предыдущие ночи. Шильке спать не мог, уж слишком сильно болела спина. В связи с этим он слушал ведущиеся вокруг беседы. Оказалось, что он неплохо понимает по-польски, тем более, когда рабочие разговаривали просто.