Побѣдители - [53]

– Немножко все по-походному, – извиняющимся тоном проговорила я, выставляя на стол булочки.

– Я люблю по-походному, – она улыбнулась. Кто б сомневался, она вне сомнения как рыба в воде в походах. В ее ловких и уверенных движениях, в ее вещевом мешочке – во всем ощущалось нечто несомненно скаутское. Ох!

– Сестра Елизавета, а я вас вспомнила! Мы встречались на детском празднике в столице, в 1972 году! Вы же – внучка графини Елизаветы Сабуровой!

– Ну, я-то вас сразу узнала, Леночка.

Господи, как же ласково прозвучало это «Леночка»! Мне отчего-то вдруг стало много легче на душе.

– Вот это странно. Вы же были – виновница торжества, именинница, как и ваша бабушка. А гостей было – человек сто детей.

– И среди них только вы не были в скаутской форме, Леночка. Вы одни. Кстати, а почему вам не захотелось поступить в разведчики?

– Сама не знаю. Мой отец полагает, что в нашей семье все страдают чрезмерным индивидуализмом. Вернее сказать – все мужчины и я. Единственная форма, которую я б на себя надела, родись в те времена пусть даже и женщиной, это форма с шевроном СЗА.

– Это мы с сестрами уже поняли по вашей книге.

– Как? В монастырях читают мои книги? – изумилась я неподдельно.

– В нашем – читают.

– Если вы сейчас исполняете послушание в Голицинской больнице, то ведь ваш монастырь – одна из московских обителей?

– О, нет, все немного сложнее. Если можно, я попросила бы еще чашечку. А я пока схожу проверю, благополучна ли Наталия Всеволодовна.

Как странно, вдруг увидеть лицо из собственного детства! На самом деле мы, можно предположить, встречались и не один раз. Несомненно и на Рождественских ёлках в Зимнем дворце и в Кремле… Но там уж совсем трудно друг дружку приметить. А тот утренний праздник у графини Сабуровой – запомнился. И спектакль про храброго стрельца Елисея, и завтрак с домиками из имбирных пряников, с фонтанчиками горячего шоколада и с игрушками из шоколада разноцветного… И все веселое внимание в шумных играх было приковано к Лизе – самой бойкой, с двумя короткими толстыми косичками, что скакали и прыгали – словно сами по себе…

– Она принимала седативное? – сестра Елизавета уже стояла в дверях.

– Да. – Я потупилась. – Довольно большую дозу валиума. С ней трудно спорить. Впрочем, вы еще увидите сами. Ваш чай.

– Благодарю. С трудностью споров мы разберемся. Так вот, о монастыре. Я подвизаюсь не в Москве. В русском монастыре, что волею судеб в нашем веке оказался в Польше. Вы, впрочем, слышали что-нибудь о Леснинской обители?

– О, еще бы!

Кто же не слышал о Лесне, монастыре, основанном лет сто назад светской красавицей и блестящей интеллектуалкой – графиней Евфимовской? Стоявший на самой границе с Австро-Венгрией, монастырь был эвакуирован в 1914 году с самого театра военных действий. Несколько горьких лет скитаний в годы Гражданской войны, а затем невольно вставший перед сестричеством сложный вопрос. Согласно воле убиенного святого Государя, Россия не претендовала на независимость Польши – ни при Колчаке, ни после. Лесна, стоя на месте, оказалась за границей. Что же было делать? Возрождать монастырь заново – в России? Но сестры так хотели воротиться в родные стены.

Что же – ссориться с Российской империей Польше едва ли было с руки. Судьба монастыря решилась в самых высоких эмпиреях. Множество православных паломников посещает монастырь ежегодно, стремясь поклониться чудотворной нерукотворной иконе Божией Матери, кстати, почитаемой и католиками. При монастыре есть и закрытая школа для девочек младшего возраста, куда многие рады посылать детей.

– У нас немало очень немощных старых монахинь, – пояснила сестра Елизавета, отламывая пальцами с по-медицински коротко подстриженными ногтями кусочки сдобы. – Некоторые прикованы к постели. Понимаете, монастырь это семья. Нам бы и польские власти предоставили сиделок, если б мы попросили, а уж из России бы прислали само собой. Но за монахинями должны ходить свои. Вот Матушка и решила, чтобы побольше сестер обучились медицине. Так мы можем друг дружку подменять. Ну и просто – не мешает монахине иметь такие навыки. В этом году и до меня черед дошел. Так что я еще полгода в Москве пробуду. Вот сейчас съездила как бы на каникулы в обитель – и снова в Москву.

– Сестра Елизавета… – запоздало удивилась я. – Но мы же с вами ровесницы, я определенно не ошибаюсь. Но вы ведь не послушница, вы инокиня? Как давно вы в монастыре?

– Четыре года. – Сестра Елизавета тихонько рассмеялась.

– По действующему законодательству записывать в монастырь могут только с двадцати пяти лет. Считается, что более ранний выбор может оказаться не вполне продуман. Как же тогда?

– Наш Государь – глава законодательной власти, но он же стоит и над законом, – лукаво улыбнулась сестра Елизавета. – Это и называется русским парадоксом. Проще сказать – хорошо иметь связи. Для меня было сделано исключение. Ну, такое же, как для вашей святой Терезы Младенца Иисуса. Она тоже, помнится, не пренебрегла возможностью просить о себе напрямую.

– Как? – Теперь засмеялась уже я. – Вам там, в далеком монастыре, и это известно? Польщена. Ну и несколько смущена, пожалуй.