Мне невыносимо было слышать эту муку в его голосе.
– Первое, Роман не из тех, кто погибает. А второе, виновен в любом случае, прежде всего не ты, а этот Костриков-Киров. Ведь его можно казнить, Ник? В порядке исключения, ведь покушение на тебя – это особый казус. Его казнят, Николушка?
– Как трогательно умеет упрашивать наша валькирия. – И эта его улыбка вышла бледной и слабой. Но я радовалась и такой. – Нет, Нелли. Его не казнят. Своими бы руками убил за Брюса, поверь. И, ты видела, был к тому весьма близок. Но мой отец отменил смертную казнь тридцать лет назад. И никогда ее в России не будет.
На лицо его снова легла тень.
– Мне не более твоего хочется быть пощадливым. Еще ведь неизвестно, чем это все отольется Брюсу.
– С ним все будет хорошо. Я знаю. Я в самом деле это знаю. Двух месяцев не пройдет, как тебе вновь придется ломать голову, разбираясь с его очередной дуэлью.
Ник неожиданно обнял меня и поцеловал в губы. Я ответила на его поцелуй. Мои губы были ласковыми и спокойными, совершенно спокойными. Весь жар и весь холод, весь восторг и вся дрожь принадлежали теперь тому, кто, двумя этажами выше нас, опутанный паутиной трубок и проводов, еще сражался, но уже безусловно побеждал.
Как все странно, и как прекрасно жить на свете. И сестринская любовь – она ничем не меньше, чем любовь к возлюбленному. Она просто другая. Я всего лишь не сразу разобралась со своей жизнью. Такое случается. Единственно важное, что любовь моя к Нику ничуть не умалилась. А кроме того неизменна любовь моя к нему, как к моему Государю – она каким-то образом отделена от любви к человеку, но вместе с тем и переплетена с той.
Как все хорошо! Осенние листья сыплются под ноги золотом и медью. И небо лазурно до неправдоподобия. Где-то, в давних военных мемуарах, я прочитала, когда краски бывают так ярки. Роман и Ник – оба они живы, и обычный городской пейзаж слепит меня сказочной палитрой. Я счастлива? Да.
– Похоже на то, что я свободен.
– Эй, ты это что же – таким манером проверял?!
– А как еще возможно проверить?
Мы рассмеялись, глядя друг на друга. И в это мгновение, я знала наверное, оба мы ощутили себя теми драчливыми детьми из конной школы, которыми были в незапамятные времена – лет двенадцать назад.
