По волнам жизни. Том 2 - [80]
В первые годы большевизма довольно обычным явлением бывали повальные обыски. Искали оружия и не без основания. Оружие было припрятано в разных местах, и было кому владеть им. Счастье большевицкой власти основывалось на неумении ее противников сорганизоваться. В то же время сами-то большевики сумели наладить борьбу и сыск.
Например, в нашем доме, на чердаке, нашли закопанным разное оружие и в изрядном количестве. Кто и когда это сделал, домоуправлению осталось неизвестным, да, по правде сказать, не очень этого и доискивались.
Впоследствии, в 1919–1920 годах, нетрудно бывало предугадать предстоящий ночной обыск. С электрическим освещением в эти годы обстояло совсем плохо: электричества или вовсе не было, или его пускали для освещения только до определенного часа, — десяти или одиннадцати часов. Но вдруг случалось, что в каких-нибудь кварталах свет оставлялся и после этих часов. Дело, значит, было плохо: в этих районах безошибочно надо было ждать ночного обыска. Они и бывали, по крайней мере в части оставленного освещенным района. Это одинаково бывало как в Москве, так и в других больших городах.
Один из таких обысков производился в нашем доме в 1919 году, одновременно с ближайшим районом. В начале ночи появились чекисты и милиционеры с матросом во главе. Конечно, весть об обыске молниеносно разнеслась по всем квартирам. Выйти было нельзя, потому что у ворот стоял пост милиции: всех впускали, но никого не выпускали. Но между квартирами сообщение было свободное, и, кому было нужно, тот имел достаточно времени для принятия необходимых мер.
В доме было сорок квартир, и до нашей очередь дошла только утром.
Ворвалось человек десять чекистов, разбились по комнатам. Многое перерыли, но у нас ничего не стащили. И вообще, при этом обыске в нашем доме, правдивых жалоб на грабежи я не слышал.
Например, когда перерывали сундуки, чекист отказался лезть в глубь после слов жены, что там лежит столовое серебро:
— Это нас не интересует!
Главный из чекистов, матрос, держал себя у нас относительно корректно. Рылся во всем, но не до безобразия. Один из чекистов заявил ему, что у меня хорошая библиотека и что ее следует записать в список библиотек, подлежащих реквизиции. Матрос отказался:
— Для ученого библиотека — его рабочий инструмент![80]
Мы ожидали, что меньше всего внимания будет обращено на комнату 15-летнего сына, как еще подростка. Но ошиблись, его комнату обыскивали особенно тщательно:
— У таких мы и находим! — заявил обыскивающий чекист.
В дальнейшем времени мне как члену домового комитета неоднократно приходилось присутствовать при обысках в других квартирах.
Существовало два взгляда на полезную тактику во время обысков: или держаться с чекистами вежливо и корректно, или держать себя вызывающе, резко — на том основании, что такой тактикой заставляешь их пасовать. Я держался первой тактики и, наблюдая, что происходило в других квартирах во время обысков, думаю, что эта тактика имела преимущество перед второй.
Повальных обысков в нашем доме больше не было, но обыски отдельных квартир происходили постоянно и всегда по ночам. На них обязан был присутствовать председатель комитета или комендант. Я от этого уклонялся, но у нас был особый любитель таких ощущений присяжный поверенный Ю. М. Соколов. Мы его сделали помощником коменданта специально для присутствования при обысках и арестах.
Позже обыски стали сопровождаться арестами. Начались томительные ночи, когда прислушиваешься к грохоту грузового автомобиля. Остановится ночью возле нас или проедет мимо, к другим несчастным жертвам?
А если остановится у нашего дома, кто на этот раз будет искупительной жертвой?
С 1920 года началось улучшение внешних условий жизни. Катастрофическое разрушение города заставило большевиков опомниться. Стали требовать ремонта домов, а кое-где и кое в чем ремонту начала помогать и сама власть.
Тогда-то и началось частичное возвращение небольших домов собственникам, причем часто такая уступка сопровождалась взяткой и даже указывалось наперед, сколько это должно стоить.
Понемногу восстановилось электрическое освещение, улучшился до крайности расстроенный водопровод. А то приходилось часто из какой-либо квартиры внизу таскать ведрами воду по всем этажам.
Стал действовать и телефон. Сперва советская власть его почти совсем погубила и реквизировала во всех квартирах, где их не успели спрятать, телефонные аппараты. Затем начали опять производить телефонные установки со своими аппаратами.
Тротуары, особенно асфальтовые, были в выбоинах и ямах. Их долго не ремонтировали, но принялись теперь и за них.
На Никитской площади стояли два больших дома, дотла разоренных и выгоревших во время боев при октябрьской революции. Долго зияли они отверстиями от выгоревших окон и дверей. В 1921 году один из этих домов, именно тот, которым у Никитских Ворот заканчивался Тверской бульвар (из этого дома производился обстрел белыми красных), был разобран на кирпичи. Уже позднее на его месте был поставлен памятник большевицкой иконе, переметнувшемуся к ним проф. К. А. Тимирязеву
В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Его уникальный голос много лет был и остается визитной карточкой музыкального коллектива, которым долгое время руководил Владимир Мулявин, песни в его исполнении давно уже стали хитами, известными во всем мире. Леонид Борткевич (это имя хорошо известно меломанам и любителям музыки) — солист ансамбля «Песняры», а с 2003 года — музыкальный руководитель легендарного белорусского коллектива — в своей книге расскажет о самом сокровенном из личной жизни и творческой деятельности. О дружбе и сотрудничестве с выдающимся музыкантом Владимиром Мулявиным, о любви и отношениях со своей супругой и матерью долгожданного сына, легендой советской гимнастики Ольгой Корбут, об уникальности и самобытности «Песняров» вы узнаете со страниц этой книги из первых уст.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.