По волнам жизни - [30]

Исмаил завидовал тем, кто ел за одним столом с Пандорой и сидел рядом с ней у камина в долгие зимние вечера. Какими счастливыми казались ему, одержимому завистью, эти люди! Но потом, здраво поразмыслив, Исмаил успокаивался. Ведь ее родные не сгорают, как он, от любви, а значит, и не осознают своего счастья. Разве может восхищаться солнцем слепец?

Первая в жизни влюбленность захватила молодого человека целиком, подчинив своей притягательной и жестокой силе. Она одарила его удивительными ощущениями и играла им, будто перышком ветер.

Исмаил слушал субботними вечерами колокола церкви святого Георгия, заполнявшие мелодичным эхом все пространство вокруг, и его душа тоже пела в приливе нахлынувшего счастья.

А наутро церковный звон возвещал о наступлении воскресного дня, напоминая, что он сможет любоваться Пандорой, прогуливаясь мимо заветных ворот, и счастье его становилось безграничным. Колокола, еще недавно раздражавшие юношу своим постоянным трезвоном (едва он открывал глаза, как у него уже гудело в ушах), теперь чаровали прекрасной, словно впервые услышанной музыкой. Ему казалось, что это уже не гул церковных колоколов, а нежные переливы бубенчиков и колокольчиков. Но, отдаваясь радостью в юной душе, звучная мелодия рождала вслед за тем тоску — будто на пяльцы с вышитым узором его мечты набрасывали плотную черную ткань. Как грустно, что он мусульманин и что его зовут Исмаил! Пандора родилась в православной семье, и родители не отдадут ее за мусульманина. Он это прекрасно понимал. К тому же Пандора богата. Кроме своей красоты, она принесет мужу в приданое восемьсот наполеонов. Именно такую сумму выделил отец ее сестре перед свадьбой с корчинским адвокатом. Да, Пандора из знатной семьи, красива и богата. Смеет ли он помышлять о женитьбе на этой девушке? Увы, ему можно лишь слабо надеяться на ответное чувство. Но разве Пандора его любит? А если и любит, то так ли, как он ее? А если и так, то что это изменит? Ей только шестнадцать лет, столько же, сколько ему, но через каких-нибудь три или четыре года девушка будет уже на выданье, и ее обязательно сосватают, а Исмаил не успеет даже закончить лицей. Нет, его мечта уже обречена и должна рассеяться, как утренний туман. Она лишь разъедает рану в сердце.

Грустные мысли, приходившие в голову в минуту разлада с самим собой, Исмаил записывал в дневник. Это была толстая зеленая тетрадь в широкую желтую линейку. На первой странице он контуром изобразил сердце, пронзенное стрелой. Чтобы нарисовать его кровью, Исмаил уколол палец иглой. Посередине он старательно вывел красиво переплетенные «И» и «П». Буквы, как и сердце, были красными, но написал он их гуашью, между страницами вложил несколько маленьких календариков формата визитной карточки, от которых пахло духами «Soir de Paris». Это были рекламные календари одной известной парижской парфюмерной фирмы. Дневник пах лавандой. Этот аромат и мысли о Пандоре постоянно пьянили Исмаила.

В дневнике он решил вести ежедневные записи, отмечая наиболее интересные события, приятные или грустные переживания, испытанные им в одиночестве — чаще всего за уставленным книгами и тетрадями письменным столом, в окружении фотографий любимых киноартистов.

Дневник был Исмаилу верным товарищем: он поверял ему все радости и печали, не решаясь поделиться ими ни с кем другим.

Если он сильно скучал по матери, то писал в дневник о своей тоске. Исмаил очень любил мать и находил для нее самые задушевные и теплые слова, перенося их потом в письма. Пылко и вдохновенно выражал он на бумаге и чувства к Пандоре. И делал это всякий раз после того, как видел ее на улице или в ложе недавно открытого кинотеатра «Мажестик».

О своей любви к Пандоре Исмаил не рассказал даже Селиму, хотя и любил его как кровного брата. Не рассказал, зная, что Селим, как и многие другие, был тоже в нее влюблен. В самом деле, найдется ли такой дурак, который не восхищался бы розой?

В дневнике хранились также стихи, которые он посвятил матери или сочинил о Корче, о родниках с прозрачной водой, о снеге, белой простыней покрывающем холмы и улицы города. И, конечно, о Пандоре. Днем она постоянно стояла перед его глазами, ночью возникала во сне — улыбающаяся, красивая, манящая, прелестная. В стихи о ней юный поэт вкладывал печаль, вызванную тем, что его любовь горит никого не согревающим огнем. В одном стихотворении он сравнивал себя с Аполлоном, а Пандору — с Дафной, превратившейся в лавр, едва бог ее настиг. Тоска неразделенной любви излилась и в другом стихотворении, сочиненном с каким-то особенным вдохновением. Только здесь она была смягчена утешением, которое нашел для себя Исмаил в сюжете о Данае. Он изобразил Пандору Данаей, заточенной отцом в башню, куда поэт проникает, подобно Зевсу, золотым дождем, оплодотворяющим ее. Эти стихи так захватили бедного сочинителя, что даже во сне он видел себя золотым дождем, проникающим через окно к своей любимой, чтобы соединиться с нею навсегда.

16

Однажды после ужина Исмаил возвращался домой. Он шел быстро, крупным шагом, засунув руки в карманы зимнего пальто и подняв воротник, стараясь защитить от холода втянутую в плечи шею. Сильный порывистый ветер поднимал вихри снега и бил ему в лицо.