По волнам жизни - [185]

И ждал с любопытством, какой же ответ даст Хесма.

— Это все равно невозможно, — сказала Хесма.

— Почему же?

— Потому что мужчины-шкодранцы говорят больше, чем женщины.

Терезина от души расхохоталась и, еле переведя дух, сказала подбоченясь:

— Ах, насмеялась вдоволь!

Ювелир не нашелся что ответить и, недовольный, отхлебнул глоток, сделав вид, будто молчание его вынужденно.

— Как вам нравится Шкодер? — спросил дон Лазэр у Хесмы.

— Никогда не была там, — ответила Хесма с легким вздохом сожаления. — Говорят, красивый город.

— А жаль! — Дон Лазэр неодобрительно кивнул головой. — Эта наша Албания так мала, что на ладони может разместиться. Иностранные туристы приезжают из своих стран, путешествуют без всяких удобств, колесят по Албании вдоль и поперек, а мы, албанцы, не удосуживаемся носа высунуть из того города или деревни, где родились и выросли. Вот она наша отсталость. Откуда вы?

— Из Гирокастры.

— Понимаю.

— Как вам нравится Гирокастра? — спросил Исмаил, уловив тонкую иронию в словах дона Лазэра.

— Никогда не был там, — сказал дон Лазэр. — Не было случая.

— А жаль! — в тон ему подхватил Исмаил. — Хотя наша Албания и мала, мы ее совсем не знаем.

Дону Лазэру не понравилась подковырка этого молодого интеллигента, которому, как оказалось, палец в рот не клади.

— Наша Албания мала, да несчастья у нее большие, — философски заметил Николин, попивая кофе. — Вчера мы думали, что взлетим на воздух от гранат и танковых снарядов.

— Ах, как я испугалась! — воскликнула Терезина, прижав руки к груди. — Было что-то ужасное!

— А что такое? — спросил дон Лазэр, отставив тарелку из-под торта на стол. Закурил сигарету из пачки, которую предложила ему Терезина, и откинулся поудобнее на спинку кресла, приготовясь слушать, что же произошло днем раньше в квартале Николина Сарачи, чуть ли не в ста метрах от его дома.

И тогда Терезина, мастерица рассказывать, описала событие так, как видела и как слышала о нем от соседей. Одно из зданий в их квартале с тремя засевшими в нем коммунистами окружили вооруженные полицейские. Они колотили в дверь, предлагая сдаться, но один из окруженных, его, говорят, звали Войо Куши{183}, хладнокровно крикнул в ответ: «Коммунисты никогда не сдаются!» И сразу началась ужасная перестрелка, продолжавшаяся целых шесть часов. Войо Куши бросился на полицейских и ручными гранатами прорвал первую и вторую цепь окружения. Когда он — один, товарищи были уже убиты — наткнулся на третью цепь, гранаты кончились, а прямо перед ним оказалось два танка. Он взобрался на один из них и попытался открыть люк, хотел, видать, убить водителя и захватить танк, но был убит залпами другой машины, стоявшей поблизости. Его гибель потрясла и взбудоражила весь квартал.

— Браво! Храбрец! — заключил с издевкой дон Лазэр. — Он, кажется, шкодранец! Болван, опозорил Шкодер! Коммунисты не сдаются! Странные вещи творятся с этими недоростками! Совсем ослепила их большевистская пропаганда! Несколько месяцев назад трое других затеяли стрельбу в Шкодере{184}, двое было убито, а третьего повесили. Не понимаю, что толкает этих молокососов лезть на рожон, чтобы их убивали как собак.

— Идея, — сказал Исмаил, глядя дону Лазэру прямо в глаза, чтобы видеть, какое впечатление произведет на него это слово.

Дон Лазэр, по всей видимости, удивился ответу Исмаила и хмыкнул:

— Идея, да, идея. Oculos habent et non videbunt[162]. Они просто сумасшедшие. Хотят насадить в Албании большевизм!

— Мне кажется, они борются за другое, — сказал Исмаил.

— За что? — спросил дон Лазэр.

— За идею свободы, независимости, — ответил Исмаил, стряхнув пепел с сигареты в хрустальную пепельницу.

— Независимости! — протянул дон Лазэр с иронией, и тонкий его рот оскалился в ухмылке. — До каких же пор мы будем рядить нашу жизнь в утопии и иллюзии? Правда без прикрас — вот что главное.

— И они посвящают жизнь служению истине. Vitam impendere vero[163], как говорил Ювенал, — произнес Исмаил, ожидая, что скажет дон Лазэр.

Дон Лазэр бросил на него беглый взгляд, полуудивленный-полураздраженный, и отрезал:

— Правде надо смело смотреть в глаза такой, какая она есть. Абсолютной независимости никогда не было в этом мире. Это вселенский закон! Не существует полной независимости ни среди зверей, ни среди людей, ни тем более среди народов и наций. Законы притяжения регулируют движение небесных тел, но те же законы регулируют и движение и жизнь народов. История учит нас, что народы не могут избежать воздействия, которое одна нация оказывает на другую, и эффект этого воздействия всегда и везде соизмеряется с их материальной и моральной самодостаточностью.

— А если притяжение такое сильное, что небесное тело поглотит и расплавит спутник? — спросил Исмаил и ждал с любопытством ответа.

— Вы играете словами. — Дону Лазэру вопрос Исмаила не понравился. — Где вы учились?

— Во Франции, — ответил Исмаил.

— Понимаю, почему вы симпатизируете коммунистам. La France, pays de la Révolution, de la Commune, des insurrections et du Front populaire![164] И вы один из тех, кто не желал и не желает объединения Албании с Италией.

— Я один из тех, кто считает себя албанцем и хочет оставаться им.