По волнам жизни - [147]

Это означало, что, как во времена Зогу, так и сейчас, когда министерские кресла заняли его противники, государственная политика не менялась: она вращается вокруг стола для покера или бриджа, как электрон вокруг ядра. Найдется ли сила, способная разорвать этот порочный круг?

23

С каждым днем Суль Кенани богател все больше. Магазин наполнялся товарами, касса — деньгами, а сердце — радостью, особенно с того дня, как Суль прибрал к рукам красотку Джузеппину, краснощекую венецианку с гладкими волосами, струящимися по прелестной гибкой шее, украшенной пикантной черной родинкой.

Джузеппина была супругой поручика «лесной полиции». Она часто наведывалась в магазин Суля, чтобы купить пару шелковых чулок; в старых — «accidenti!»[117], как всегда говорила она, с улыбкой поглядывая на влюбленного Суля своими полными лукавства глазами, — неожиданно спустилась петля.

Суль был не дурак. Он понимал, в чем нуждалась красивая и смешливая венецианка. Однажды он подарил ей пару чулок и шелковую шаль. Венецианка не была шокирована, напротив, улыбнулась Сулю своими большими и черными, как маслины, глазами, положила чулки и шаль в сумочку и вышла, протянув ему в знак благодарности руку. Через несколько дней она опять зашла, и Суль подарил ей сумочку из отличной кожи, куда положил три стофранковые бумажки. Соблазн оказался слишком велик по сравнению с какой-то совершенно бесполезной честью, и она была пожертвована без особых угрызений совести на алтарь любви.

Суль купил участок земли на улице Бами, рядом с Новым базаром, и начал строить красивый одноэтажный дом с погребом. О таком доме с верандой впереди, с зелеными оконными ставнями и с цветочными горшками на подоконнике Суль мечтал уже давно, и вот теперь настало время исполнения желаний.

Все было у Суля, и наслаждался бы он полным счастьем, кабы не заботы с детьми.

Садык, старший сын шестнадцати лет, гимназист, и его сестра Хюриэ, воспитанница института «Мать Скандербега»{160}, стали участвовать в тайных собраниях, устраиваемых молодежью, а также в демонстрациях против марионеточного правительства и фашизма. На этих демонстрациях они якшались с рабочими и простонародьем. Суль обзывал их всех голодранцами — он частенько употреблял это слово, когда ругал Садыка и его товарищей.

Суль давно уже замечал неладное в своих детях: Садык все больше становился непослушным и вспыльчивым, поносил правительство и помещиков, а о рабочих и ремесленниках отзывался с похвалой, носил красный галстук, в то время как Хюриэ отрезала свои длинные волосы, которые очень красили ее, и стала похожа на нескладного подростка.

Суль Кенани обеспечил себя всеми благами, богател день ото дня, как и многие другие торговцы, а вот надо же, эти желторотые все могли испортить: полиция схватила Садыка во время одной из демонстраций и три дня продержала в тюрьме. С помощью друзей и щедрых взяток Сулю удалось вызволить сына из тюрьмы. Один из приятелей, работавший в министерстве внутренних дел, предупредил его, что, если он не угомонит сына, того интернируют в Италию, как это уже сделали со многими молодыми людьми, выступавшими против правительства. Не только Садык, но и Хюриэ сильно изменилась: не была уже тихой и послушной, как раньше, слушала вполуха, когда отец распекал их за участие в демонстрациях, и порой даже дерзко возражала. Водилась его дочь со своей свояченицей, Манушате, с девушкой из Корчи по имени Софика и еще с несколькими подругами; они собирались у Хюриэ и не находили ничего лучшего, как беседовать о политике. Волосы у них были непричесаны, одевались они в старые платья, а новые дарили бедным подругам. Но это еще не все: Суль заметил, что Садык брал из магазина белье для раздачи беднякам. Чего хотели эти юнцы? Чего не хватало Садыку и Хюриэ? Их отец загребал деньги пригоршнями, построил красивую виллу в Тиране и такую же первоклассную виллу на пляже Дурреса, с двумя большими комнатами и просторным салоном, верандами: одна с видом на море, другая — со стороны Шкозета, чтобы душа могла отдохнуть, чтобы можно было поблаженствовать в послеобеденный час, освежаясь и наслаждаясь легким ветерком с Шенавляша! Все было у его детей, этих чертовых зануд, а они взамен доставляли Сулю Кенани, уважаемому на торговом поприще человеку, одни хлопоты и неприятности. Суль искал сочувствия у Исмаила, жаловался, что дети его совсем отбились от рук, но шурин, витавший в облаках, вместо утешений еще больше огорчал его: такова, дескать, сейчас вся молодежь — не хочет она обогащаться и возводить дворцы, как Суль и ему подобные, а хочет вернуть утраченную свободу. Суль приходил в бешенство после таких разговоров с Исмаилом, и у него надолго пропадала охота встречаться с ним.

24

Манушате хорошела с каждым днем. Ее гладкие волосы, которые она больше не заплетала в косы, теперь ниспадали словно золотистые нити на округлые плечи, сверкая в солнечных лучах янтарным блеском, а серо-зеленые, миндалевидные, всегда чуть сонливые глаза день ото дня становились все нежнее и привлекательнее.

На нее все обращали внимание, когда она, хорошо сложенная, шла по улице грациозной походкой. Юноши с восторгом глядели на эту сиявшую как солнце красоту, но она даже не удостаивала их взглядом, поскольку ее сердцем уже давно завладел другой — юноша с черными курчавыми волосами, карими глазами, — завладел с первого взгляда, при первой же встрече.