По ту сторону Венского леса - [12]

— ?!

— Не понимаешь? Скоро советские войска перейдут в наступление и будут здесь, в Бухаресте. Но вам нельзя сидеть сложа руки. Вы должны быть готовы выступить по нашему сигналу. Может случиться, что господа офицеры и генералы не захотят повернуть оружие против немцев. Тогда вы, солдаты, должны сделать это сами. И это наш единственный путь. Вы, молодежь, даже не представляете себе, какие события ожидают нас. Свобода стучится в ворота нашей страны. Все будет для народа. Мы широко распахнем для него все двери и закроем их перед бандитами из правительства и грабителями-помещиками.

Георге вынул из кармана старые поржавевшие часы.

— Как бежит время, — удивился он. — Я должен уже быть на станции Бухарест-товарная… — и сразу осекся. — Видишь, вот и я проговорился. Но ты забудь, что слышал.

— Я ничего не слышал, товарищ Георге.

— Хорошо, Тудор. Ну, Иляна, пошли.

Потом, повернувшись ко мне, он добавил шутливо:

— Я надеюсь, что ты не будешь теперь следить за ней. Особенно когда она идет с таким стариком, как я…

— Ну, конечно, нет, товарищ Георге, но я хотел бы ей сказать кое-что наедине.

— Ого! Я вижу, ты кое-чему научился за сегодняшнюю встречу. Ну, Роман, пойдем. Вы нас догоните у будки номер один. Только не забудьте обо всем на свете, оставшись одни. Чтоб нам не пришлось вас звать.

Я подождал, пока они отойдут. Иляна молчала. Из-за туч выглянула луна. Иляна стояла, запрокинув голову, и в ее волосах сиял серебряный отблеск луны. Я подошел и обнял ее за плечи. Она не шелохнулась, не повернула головы. Раньше я бы не посмел прикоснуться к Иляне. Но сегодня что-то придало мне уверенности. Я взял ее за руку и притянул к себе. Мы сели у железнодорожного полотна. И только тогда она посмотрела на меня, прижалась к моему плечу и, надвинув мне пилотку на глаза, тихонько засмеялась.

— Так что ж ты, глупыш, следишь за мной?

— Почему глупыш?

Я разозлился и слегка дернул ее за косу.

— Глупыш! Иначе тебя не назовешь.

— Так, значит, я глупый? Конечно, глупый, раз все время думаю о тебе. С тех пор когда мы вместе лазили в сад к Лэптару за персиками и я защищал тебя от собак.

Иляна хохочет. У нее белые как жемчуг зубы. Когда она смеется, я забываю обо всем. Хочется все время смотреть на нее, смотреть без конца.

— Нет, не потому. Я люблю вспоминать наше детство, хотя оно и было не очень радостным.

— Так почему же?

— Потому что ты ничего не понимаешь… Или не хочешь понять…

— Чего?

— Иногда слова становятся лишними.

Я чувствовал ее жаркое дыхание, ее голова нежно легла на мое плечо, а побледневшие губы вздрагивали в едва заметной улыбке. Я посмотрел на небо. Луна и звезды, спуститесь же на землю, чтобы посмотреть на Иляну! Будьте свидетелями нашего первого поцелуя! Я наклонился и робко коснулся губ Иляны. На какое-то мгновение мне показалось, что я вовсе не целую ее, и я боялся, что, очнувшись, не найду Иляны. Но Иляна протягивала мне свои губы и ловила мои, которые до сих пор не могли даже сказать, как я ее люблю.

В эту августовскую ночь среди дымящихся развалин, на окраине Бухареста, где днем еще гуляла смерть, я впервые поцеловал девушку. Мы были молоды. Ни девятнадцать лет нужды, ни бомбы не могли искалечить наши души.

Потом, когда мы с Романом молча шли в Джулешти, я чувствовал, как мне дороги сейчас эти звезды, луна, росистая трава и особенно мой товарищ по наряду, капрал Роман, товарищ капрал Роман.

На следующий день под вечер рядом с нами разместилась тяжелая зенитная батарея немцев, прибывшая из Болгарии. Сначала появился «фольксваген». Гауптман, сидевший в нем, приказал позвать младшего лейтенанта Сасу. Сасу сел к нему в машину, и они вместе объездили вдоль и поперек все поле Лэптару. Облюбовали небольшой холм, возвышающийся между двумя озерами. По свистку гауптмана появился караван грузовиков с немцами. Грузовики тащили 88-мм орудия.

Мы увидели, как Сасу, козырнув гауптману, побежал в нашу сторону. Приблизившись, заорал:

— Батарея, внимание, каждому взять по лопате и в строй! Идем в расположение немецкой батареи господина гауптмана Штробля!

Так мы оказались в гостях у немцев. Всю ночь мы готовили им позиции для орудий, и всю ночь гауптман Штробль по-немецки кричал на Сасу, а Сасу по-румынски — на нас.

Мы копали до изнеможения, а немцы приводили себя в порядок: отряхивались от дорожной пыли, чистились, брились и пели «Лили Марлен».

Ночь была светлая, лунная, и поэтому, если кто-нибудь из нас останавливался на минуту передохнуть, фельдфебель, наблюдавший за нами, грозил нам пистолетом. Можно было подумать, что мы каторжники.

Сержант Наста, видя, что мы еле ворочаем лопатами, решил нас подбодрить.

— Эй, братцы, вы что, копать разучились? А по мне все одно, что копать в саду госпожи Джики, что У «Друзей-союзников». Не все ли равно, на какого хозяина работать?

Капрал Олтенаку, крестьянин из-под Рымника, зло сплюнул и проворчал:

— Вот то-то и есть, что на хозяина! До армии я гнул спину в поместье Дунэряну, а теперь вот приходится работать на братца-фрица!

— Избави Бог от такого брата! — сердито бросил Безня.

К полуночи работа была окончена.

Мы думали, что теперь пойдем к себе. Но тут на немецкие позиции явился наш повар с чугуном и котелками. Значит, нам дадут немного передохнуть и снова заставят работать.