По ту сторону - [35]

— Эммм… В общем. Спасибо за кофе, во-первых. Во-вторых, ваши шкафы/полки у меня на полу в гостиной лежат, сейчас зайдете — возьмете. И в-третьих… — Даррен чувствовал себя при этом полным идиотом, но выбора не было, — а как мы знакомы?

Повисла неловкая пауза, которая затем разбилась звонким смехом хозяев квартиры.

— Ты что, в самом деле не помнишь? — спросил Роджер, едва отсмеявшись.

— Нет… — протянул Даррен, пытаясь вложить в свой тон иронию и безразличие крутого парня одновременно.

— Помнишь у тебя была вечеринка два месяца назад? — спросила Миа.

Даррен неопределенно мотнул головой. Что-то такое было. Он помнил бардак на следующий день, саму вечеринку — не очень, его одурманила огненная вода.

— Ну вот! Мы зашли попросить вас убавить звук, а в итоге остались! Ты тогда сказал, что всегда к нашим услугам, и мы можем обращаться к тебе в любое время. Честно-честно.

Даррен снова неопределенно мотнул головой и многозначительно отхлебнул кофе.

— Вот мы и решили воспользоваться предложением. Мы же тебя не сильно потревожили? — оба они виноваты улыбались.

— Да нет, нет, все в порядке, — Даррен демонстративно приободрился, — просто знаете… бывает. Работа навалилась и тут еще эти курьеры…

Он бы мог и дальше произносить все эти бессвязные слова и предложения, если бы Мюллеры его вежливо не прервали:

— Думаю, пора нам забрать наш шкаф. Мы уж и так тебе достаточно проблем доставили.

— Да ну что вы.

Вторым делом этого утра стал телефонный разговор с редактором. Даррен был несколько обескуражен всем, что только что произошло в квартире напротив, но все же вспомнил про Мэтта, свою поездку домой и сложил их в единую задачу. Они договорились о встрече в четверг. Теперь был еще один пункт в жизни Даррена, который нельзя было забыть.

Собственно говоря, этот день и стал единственным светлым пятном недели. Все остальное время прошло в тумане. Главной эмоцией была апатия, главным чувством стало полное отсутствие жизненных сил. А ведь прошлая неделя закончилась, вроде, не так плохо, ну зачем оно вернулось? В центре мира вновь оказалась кровать. Покинуть ее было невыносимо сложно, порой даже чересчур для простого смертного, каковым Даррен Сангвин и являлся. Но если ему это все же удавалось, все его мысли и стремления были связаны с тем, как снова замотаться в одеяло, закрыть глаза и погрузиться в спасительную прострацию, позволяющую путешествовать по мирам его сознания. Иногда он пробуждался от спячки и ненадолго возвращался к насущным проблемам, но эти вылазки неминуемо вели к еще большему истощению. На все сообщения и звонки он отвечал таким образом, что о его нынешнем состоянии можно было сделать только один вывод: он жив и не захвачен в плен.

Каждый день он уверял себя, что завтра будет лучше и это последний день в паучьих сетях депрессии. Но каждый следующий день был таким же, как предыдущий. Даррен пытался читать, но хотя буквы и складывались в слова, слова — в предложения, а предложения — в текст, их смысл оставался вне зоны досягаемости. Они были в другом мире. Не в том, куда засосало Даррена. Это было похоже на чтение на незнакомом инопланетном языке, где значения слов и грамматические конструкций известны, но смысла от этого не приобретают. Слова были знакомы и понятны, значения не имели сами понятия. Как будто слово попадало в мозг, соотносилось с нужным понятием, но само это понятие казалось бессмыслицей. Словно оно существовало только в жизни той инопланетной цивилизации, на чьем языке он пытался читать. Кроме того, сосредоточиться на чем-то дольше, чем на пятнадцать минут, было сродни пытке. Словно какая-то неведомая сила тянула мысленный фокус ко дну сознания. И эта злостная сила действия росла пропорционально силе противодействия, прикладываемой Дарреном. Однако поскольку сила, тянущая ко дну, была связана, судя по всему, с каким-то космическим источником энергии, а у Даррена была только его воля, он неизменно проигрывал.

Даррен пробовал воскресить свой блог, но мысли рассыпались, и он просто сидел неподвижно, глядя на мигающий курсор, а потом закрывал ноутбук и возвращался в постель. В телевизоре говорили либо слишком быстро, либо словами, чье значение Даррен не мог уловить сразу, что приводило к тому, что он терял нить повествования, либо о вещах, которые его совсем не занимали. Он смотрел новые фильмы, но ему казалось, что все это он уже видел, и тогда он пересматривал старые, но чаще всего засыпал на второй половине или же, не удержав на плаву концентрацию, отвлекался, чтобы прийти в себя посреди финальных титров. Выйти из дома казалось дикостью, чистой воды варварством. Даже в пределах квартиры он двигался будто сквозь густое желе. Иногда он включал музыку и лежал, накрывшись с головой одеялом и блуждал по своим внутренним мирам, куда более дружелюбным и ярким, чем этот.

Находясь в таком подвешенном состоянии, особенно сложно уследить за временем. Тем более, когда день и ночь сливаются в единое тягучее целое. Поэтому периодически Даррен, выдернутый ненадолго на реальную поверхность, проверял время и сверял его со временем, на которое у него была назначена встреча. При этом каждый раз возникало непреодолимое желание перенести ее. А еще лучше — вовсе отменить. Он с ужасом думал о необходимости выходить за пределы своего вакуума. Его тут же охватывали тревога и стремление как можно скорее расправиться со всеми делами. Над ним нависал груз ответственности, а кроме того, его тяготило чувство незавершенности. Он знал, как тяжело ему будет заставить себя выбраться из дома и вести себя как ни в чем не бывало. В таких ситуациях ожидание страшнее самого процесса, ведь время, выделенное тебе на подготовку, это также время, которым воспользуются твои страхи и волнения, чтобы еще немного поглодать твою и без того истерзанную плоть. В это время продумываешь все самые худшие варианты исхода событий, и они неустанно накатывают на тебя мощным крещендо.