По ту сторону - [23]

И вот он вновь взялся за всадников ночи, бесстрашных убийц нечести. После всех пережитых им на этом пути испытаний Даррен пришел к выводу, что нервы дороже и лучше не вдаваться в глубокий детальный анализ, если ему дороги нервные окончания, а написать об этой книге поверхностно и без философских умозаключений, как она того и заслуживает. К тому же, во время непредвиденного, так не вовремя свалившегося на него и выбившего из колеи перерыва первоначальный запал пропал. Теперь, больше чем что-либо, Даррен чувствовал усталость, раздражение и желание поскорее покончить со всем этим. Да и не стоило оно особых усилий и страданий. Что-то месяц вообще выдался не самый удачный. Махнув рукой на высокий слог и умные мысли, а вместе с тем и на редактирование старых набросков, он только подправил готовый кусок текста так, чтобы он вписывался в общий контур повествования, добавил несколько деталей и сохранил готовый файл, как обычно, на всех доступных носителях информации. Затем открыл злополучное письмо, чтобы в ответе к нему прикрепить требуемый документ. В этот раз сообщение было куда более развернутое и многословное. Даррен знал: чем больше знаков в сообщениях от Мэтта, тем выше уровень ярости у него в крови. Хотя в целом Мэтт был добряком, Даррен весьма талантливо сбивал его с этого пути. В этот раз письмо выглядело следующим образом:

«Многоуважаемому господину Сангвину

От скромного раба его и Божья

Мэттью Хоупа

Дорогой Даррен!

Прости, что по имени. Решил воспользоваться старой дружбой и перейти на „ты“. Еще раз прошу прощения за свою фамильярностью.

Безусловно, я высоко ценю как твое время, так и твои способности. Ни коим образом я не хочу и не смею принизить значение твоего таланта для нашего скромного общего дела. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что искусство рождается в мучениях и ни в коем случае нельзя его торопить. Однако, будучи человеком подневольным, рабом обстоятельств, я вынужден так грубо вторгнуться в твое личное пространство, временно прервать рабочий процесс и поинтересоваться

ГДЕ СТАТЬЯ?!

С уважением и поклоном,

Мэттью Хоуп»

Всегда читая подобные послания, Даррен испытывал некоторое возмущение. Он знал, что Мэтт ничего плохого, несмотря на саркастический тон, не имеет в виду и обидеть его не хочет. Но, возможно, именно это и действовало на нервы. Это мальчишеское поведение. Никакого профессионализма. Он бы предпочел выслушивать указания в более строгой форме, а не вот это вот все. В этом случае он бы действительно чувствовал ответственность и по-настоящему заставлял себя работать. Ему всегда нужен был жесткий стимул.

Сначала он хотел ответить на письмо в том же духе, но после нескольких неудачных попыток плюнул на это дело и написал просто:

«Сэр Мэттью. Извольте принять работу. Челом бью, Даррен Сангвин»

Затем, не перечитывая, прикрепил к письму нужный файл и нажал «отправить». Перечитывать смысла не было — ошибки и опечатки и без него отредактируют, а он, если увидит написанное еще раз, наверняка, будет недоволен каждым словом и начнет все судорожно переделывать, чтобы в конце концов разозлиться еще сильнее, теперь уже на себя, психануть и отправить текст, который теперь его уже совершенно не устраивает. Поэтому Даррен предпочитал действовать по принципу «с глаз долой, из сердца вон». Можно было больше не переживать за это.

Ответ пришел сразу же. Видимо, Мэтт сидел в ожидании материала.

«Ну наконец-то! Спасибо, друг! До связи. Я позвоню».

Отлично. Можно выдохнуть и расслабиться.

8

Даррен удовлетворенно откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники, вытянул ноги и, закинув голову, закрыл глаза. У него в запасе было несколько дней, когда можно совсем забыть о работе. Потом начнутся все эти встречи и обсуждения, и рабочий механизм снова, набирая обороты, придет в действие, потянув его за собой. Но на данный момент эта корпоративная машина, по крайней мере, тот ее отсек, которым руководил Даррен, стремительно замедляла свой ход, чтобы наконец со скрежетом остановиться. Сейчас в голове Даррена проносились последние, завершающие сеанс мысли о работе. Какой будет реакция на статью, его мало волновало, потому что происходило всегда одно и то же: всегда найдутся те, кто вечно чем-то недоволен, однако позитивные отклики все же перевешивали чашу весов критики. Гораздо больше его интересовало, что ему предстоит читать в следующий раз. Каждый месяц он надеялся, что наткнется на бессмертный шедевр, который выжжет из него весь цинизм относительно современной литературы. Попадались, безусловно, хорошие работы, но ему уже настолько все приелось, что зацепить по-настоящему его стало крайне непросто. Но он продолжал надеяться и мечтать о том, какой же должна быть та самая книга, ради которой он взялся за эту работу, ради которой он пропустил через себя тонны древесины, исписанной безвкусной дрянью, ради которой, вероятно, и был изобретен печатный станок. Эти размышления неизбежно привели его к проклятой рукописи, из-за которой он уже начал терять покой. Даррен сильно сомневался, что там клад зарыт. Несмотря на это, ему хотелось, нет, ему нужно было как можно скорей приступить к чтению. И тут он вспомнил, что решил отложить этот окутанной плотной стеной мистики, напущенной в основном им самим, процесс до поездки домой. Ничем действительно полезным он все равно не сможет там заняться, но если он принесет в дом свеженапечатанную книгу, всегда можно будет изобразить крайнюю степень занятости и под предлогом серьезнейших дел сбежать ото всей собравшейся компании. «Когда же ты уже повзрослеешь?» — спросил Даррен у себя. Всякий раз он обещал, что будет вести себя как взрослый, зрелый человек, и не станет прятаться от таких же взрослых, зрелых людей, как он сам. Но один взгляд на огромный, накрытый как на армию спартанцев, стол в их гостиной неизменно лишал его веры в себя и всей решимости до последней капли. Он по-прежнему чувствовал себя ребенком, хоть и подросшим, которого все опекают и пытаются научить уму-разуму, хотя он уже и сам многому мог бы их научить. Наверное, весь этот непреходящий поток родственников отказывался принимать его за равного по той простой причине, что он так и не согласился играть по их правил и жить их ценностями. А таких элементарных истин не понимает только ребенок. В общем, выполнение дружеского долга откладывалось до следующей недели. Надо бы только не забыть попросить Мэтта встретиться до отъезда.