По Старой Смоленской дороге - [11]

Вот низенький немец подошел к рослому вплотную, тот залопотал что-то, наверное, веселое, осклабился, а слушатель приглушенно захихикал и шутя ткнул его локтем в живот.

Немцы вытащили пулемет из блиндажа и установили в траншее: боялись ночных сюрпризов.

В этот момент Привалова осенило — он решил использовать предосторожность немцев против них же.

Рослый повертывается на свет ракеты, но не замечает фигур в белом, примерзших к снегу.

В этот момент четверо подымаются в рост и устремляются вперед.

Немцы видят разведчиков и бросаются к пулемету, но при этом мешают друг другу. Еще несколько шагов — и Анчутин с разбегу садится на пулемет, свесив ноги в траншею.

Немец, рыжий детина, хватает Анчутина за грудь, пытается стащить с пулемета, но рука его тут же слабеет, пальцы разжимаются, немец отшатывается от Анчутина и, подогнув колени, валится ничком в траншею.

Это Привалов успел оглушить немца прикладом автомата.

Немец в пилотке побежал по траншее к блиндажу слева, но его перехватил Крижевский. Поединок недолгий — с Крижевским тягаться нелегко: он швыряет гранату за пятьдесят метров.

Хорошо, что наши легко одеты! Самый ловкий человек становится увальнем, как только напялит на себя тулуп. А немецкие патрули, спасаясь от холода, надели шинель на шинель, и неуклюжее одеяние связало их движения.

Лавриненко подхватил обмякшего «языка» и вытащил из траншеи, его связали по рукам и ногам.

Привалов засунул ему в рот свой индивидуальный пакет.

Заторопились в обратный путь.

Хорошо бы добраться до проволоки, пока немцы в блиндаже не хватились своих, но это не удалось. Возня у пулемета не была бесшумной. С рослым немцем управились быстро, но вот когда Привалов обрушил приклад на его каску, звон поднялся такой, будто пономарь ударил в колокол самого главного калибра.

Из левого блиндажа выбежали два немца. Они кинулись по траншее к пулемету, но увидели, что там творится неладное, повернули назад и побежали по ходу сообщения в глубь своей обороны.

Неужто Шульга, Джаманбаев и нерасторопный новичок, приданный им на подмогу, проворонят, не отрежут фрицам путь к спасению или пропустят подкрепление с той стороны?

Но едва Привалов успел встревожиться, как группа обеспечения дала о себе знать.

Блиндаж справа и в самом деле необитаем — догадка новенького подтвердилась. Правая группа обеспечения, перекрывшая второй ход сообщения, участия в операции не принимала, и теперь ей предстояло лишь сыграть роль дополнительной группы прикрытия.

Переполох у немцев поднялся раньше, чем группа захвата успела оттащить «языка» к проволоке, а тем более дотащить до низинки.

Группа прикрытия на правом фланге намеренно обнаружила себя, пыталась отвлечь противника, вызвать огонь на себя, но немцы не поддались на эту уловку. И Привалов мельком уважительно подумал о каком-то сообразительном противнике, который разгадал наш замысел.

Минометная батарея обрушилась на холмистое поле, лежащее перед траншеей. Судя по точности огня, немцы пристрелялись к этому рубежу загодя. Может быть, минометчики пытались вызвать детонацию — тогда одна мина подняла бы в воздух все поле, засаженное минами. Вот почему Привалов благословил снег, хоть на взгорках снег и лежал скуповато.

Он волок немца вдвоем с Анчутиным, а Лавриненко и Крижевский поотстали. Привалов дал им задание — вывести из строя пулемет в траншее. Волоча немца, он вдруг забеспокоился:

«А может, ребята не имели дела с немецким пулеметом МГ-34, не знают, где у него концы? Нужно разобрать его к чертовой матери, выдрать из него спусковой рычаг, что ли… А может, ребята скружали и потеряли из виду „языка“?»

Пора бы уже сменить его и Анчутина. Дыхания совсем не осталось, а правая рука, которой приходится загребать снег, того и гляди заледенеет… Фриц вроде и невидный из себя, можно даже сказать, мелкокалиберный, а такой увесистый. Он стал тяжелее, чем в начале пути.

8

Все трое упали плашмя и не двигались; тени плотно прильнули к ним. Рядом с Приваловым уткнулся в снег связанный немец, а с другого боку залег Анчутин. Они оставались недвижимы, пока ракета не отгорела.

Привалов поднялся на колени, чтобы тащить «языка» дальше, но услышал мину на излете и поневоле прикрыл «языка» своим телом.

Да, случаются в практике разведчика несообразности, когда жизнью врага дорожишь больше, чем собственной.

В нос шибанул запах чужого табака, чужого пота и прокисшего шинельного сукна.

Привалов услышал разрыв мины, вдохнул ядовитую гарь, и тут же его свирепо ударили по ноге, в глазах потемнело, и почудилось — нога оторвана напрочь.

Судорожно ощупал бедро — на месте, ощупал колено — на месте, провел рукой по голени, — кажется, тоже при нем. Он ощутил теплую влагу на руке — кровь.

— Ходовая часть у меня того, — Привалов скрипнул зубами. — Тащи фрица один. Как бы его тут не окрестили…

— А тебя бросить? Замерзнешь…

— Разговорчики! Доползу, вот только соберусь с силами. А ты не балуйся со временем. Марш!

— Да как я опосля смотреть в глаза… — Новая мина шмякнулась в снег.

— Ну, Анчутин… Если тут фрица накроет… Отползай к чертовой матери!

— Да как я тебя, беспомощного, оставлю без помощи?