По собственному желанию - [6]

Костер угасал, Георгий начал мерзнуть, но ему не хотелось двигаться. Боль в желудке чувствовалась не так остро, можно было уже не замечать ее. А если это не язва, а что-то худшее? У Климашина тоже, по словам врачей, сначала была язва, а через два года оказался рак. Его дважды оперировали, он протянул еще полтора года и умер, не дожив четырех дней до пятидесятилетия. И к сентябрю он тогда не вернулся, как обещал, прислал Георгию длинное письмо. Климашин, видимо, догадывался, что уже никогда не сможет выйти в поле, и предлагал Георгию продолжить его дело, теперь уже в качестве полноправного руководителя. Георгий, бегло просмотрев письмо, — вертолет уже готов был взлететь, — написал ему несколько строк. Что же там было? «Разумеется, я не брошу Ваше начинание и обещаю, что найду касситерит. Не волнуйтесь, выздоравливайте, и мы еще поработаем вместе…» Кажется, так. Бездумные, бодренькие словеса. Это сейчас так кажется. А тогда он и в самом деле был уверен, что найдет касситерит. Он полностью доверял Климашину, его знаниям, опыту, интуиции и не сомневался, что касситерит на Бугаре есть. А раз так, значит, теперь все зависит от него. И он сделает все возможное и невозможное, но касситерит найдет.

Снова густо повалил мокрый снег, уродливые, бесформенные хлопья неприятно прилипали к лицу, к замерзшим рукам, хотелось брезгливо отереться, как после плевка. Пришлось встать и залезть в палатку. От сырого спертого воздуха Георгия стало мутить. Спальный мешок внутри оказался омерзительно мокрым и холодным, противно было влезать в него. Вчера в отряде устроили генеральную сушку всех вещей, но Георгий весь день пробродил с Нелидовым в тайге, а про его спальный мешок забыли, как смущенно объяснил Ковалев. Про его забыли, а нелидовский, наверно, высушили, сволочи…

Потревоженная боль толкнулась внутри, острым языком лизнула бок, он замер, сдерживая дыхание, осторожно подтянул колени, тихо выдохнул. Боль слабым всплеском еще раз напомнила о себе, уверенно угнездилась под ложечкой, но терпеть можно было, и Георгий задремал.

3

Егорычев и Ситников приехали в три. Длинный, густой гул их мотора слышался издалека, и Георгий заранее вышел на мысок, тяжело скрипел сапогами по гальке. Как только «казанка» выметнулась из-за поворота, Георгий понял, что едут они пустые, — лодка шла легко, высоко задрав нос. И действительно, груза оказалось в «казанке» с гулькин нос. Десяток буханок хлеба, три банки солянки, папиросы и канистры с бензином.

— Ну что случилось? — угрюмо бросил Георгий.

— А то, — зло отозвался Егорычев, — что деньги на ваш счет не перевели, а без них эта жирная сучка ничего не дает.

Жирной сучкой Егорычев назвал Синькова, заведующего потребкооперацией в Дьякове. Когда-то Георгий поскандалил с ним, и тот, конечно, теперь не мог упустить случая отомстить, хотя вполне мог бы дать в долг, дело это обычное, все-таки геологическая партия не частная лавочка, деньги все равно будут перечислены, наверняка какая-нибудь канцелярская закавыка.

— Та-ак… — протянул Георгий. — Все?

— А что еще? — огрызнулся Егорычев. — Мы и добром просили, и лаялись — ни в какую.

Все молча ждали, что скажет Георгий. Он обвел их хмурым взглядом. На него старались не смотреть, на лицах у всех было показное равнодушное ожидание — ты начальник, тебе и решать. Но Георгий видел, что все ждут только одного — команды сниматься и сплавляться в Дьяково. А он, взглянув на часы, сказал:

— Трофименко и Брагину собрать вещи, поедете со мной. Остальным… — Он чуть помедлил и жестко отчеканил: — Остальным готовиться к маршруту и отдыхать. Я вернусь, самое позднее, послезавтра к двенадцати. Из лагеря никому не отлучаться… Вопросы будут?

— Будут, — сказал Гузняев. — Что мы будем жрать в этом вашем маршруте?

Он с нажимом сказал «вашем», и Георгий в тон ему ответил:

— В этом  в а ш е м  маршруте  в ы  будете жрать то, что я привезу  в а м  из Дьякова… Еще есть вопросы?

Вопросов не было.

— Начальником на время моего отсутствия назначаю Ковалева. Вам, Владимир Сергеевич, — подчеркнуто официально обратился он к Ковалеву, — надлежит проследить, чтобы все спальники были просушены, приборы, одежда и обувь приведены в порядок, палатки починены, оружие вычищено и смазано. Ясно?

— Да сделано уже все, — равнодушно отозвался Ковалев.

Георгий и сам знал, что действительно уже все сделано, но сказал:

— Проверьте еще раз.

И пошел в палатку, стал собираться. Тепло оделся, вывалил все из рюкзака и снова бросил туда кобуру с пистолетом, подосадовав, что так и не вычистил его, запасную смену белья, шерстяные носки, фляжку с остатками спирта, прицепил к поясу ракетницу. Влез в палатку Гоголев, хрипло откашлялся, грузно завозился сзади.

— Ну? — отрывисто бросил Георгий не оборачиваясь.

— Оставил бы ты эту затею, Георгий Алексеич, — мирно сказал Гоголев. — Не приведет она к добру.

Георгий в бешенстве обернулся.

— Знаешь что? Об этой, как ты выразился, затее лучше не заговаривай со мной больше, понял?

— Понять-то понял, — спокойно, даже как будто с сожалением сказал Гоголев.

— Ну и все, иди!

Гоголев пристально посмотрел на него, молча повернулся и полез наружу. Георгий подумал немного, вспоминая, не забыл ли чего, и тоже выбрался из палатки.