По собственному желанию - [7]

До устья Галинки — так лет двадцать назад назвал эту речку какой-то топограф — Георгий сам сидел на руле. Бугар здесь был мелким, порожистым, приходилось смотреть в оба, чтобы не сесть на перекатах. Но после впадения Галинки по Бугару можно было гнать без опаски, и Георгий, передав руль Брагину, поплотнее завернулся в плащ, надвинул на глаза капюшон и, согнувшись, устроился на носу.

У Лаврентьевского зимовья Брагин сбросил газ и повернул к берегу. Георгий приподнялся и крикнул:

— Давай прямо, ночевать не будем!

Но Брагин, вместо того чтобы прибавить газ, сбросил его до самого малого, и мотор заглох. Заводить его он не спешил, сказал с беспокойством:

— Темно уже, Георгий Алексеевич. Все равно не успеем сегодня в Дьяково, лучше уж тут заночевать, а то Виктор вконец простудится.

Георгий молча поднялся, направился к корме. Легкая «казанка» ощутимо накренилась, когда он пробирался мимо Виктора, лежавшего на рюкзаках.

— Давай на нос, — приказал он Брагину.

Тот обиженно шмыгнул носом и перебрался на место Георгия. Трофименко зашелся в очередном приступе кашля и наконец разогнулся, беспомощно посмотрел на Георгия. Он как можно мягче сказал:

— Не волнуйся, Витя, ночевать будем в Дьякове. Я эти места хорошо знаю, дойдем и в темноте, недалеко уже.

Но оставалось еще километров двадцать пять, для таежной реки расстояние далеко не маленькое, а уже через полчаса Георгию пришлось сбавить скорость. Помогал ориентироваться еще не стаявший снег, и все же трижды они едва не врезались в берег, несколько раз только в последнюю секунду удавалось отворачивать от коряг и камней. Но доплыли благополучно и сразу направились к больнице, точнее, больничке, состоявшей из кабинета врача, крошечного закутка, где помещалась лаборатория, и палаты на четыре койки, обычно пустовавшей. И сейчас окна больницы были темными.

— Ждите на крыльце, я сейчас, — бросил Георгий, направляясь к левой половине дома, где была квартира врача.

Больничкой заведовала — и была единственным врачом в ней — Лариса Цаплина, миловидная двадцативосьмилетняя женщина, два года назад уехавшая с трехлетней дочерью от мужа из Свердловска. Георгий, в ту пору бывший как раз в Дьякове, помог ей устроиться на новом месте и потом, попадая сюда даже мимоходом, непременно заходил к Ларисе. Она, казалось, питала к Георгию чувства более чем дружеские и сейчас открыто обрадовалась его появлению.

— Наконец-то… Ну, здравствуй. Раздевайся. Голодный, да? Проходи, сейчас кормить тебя буду.

И, ласково оглядев его, помогла стянуть плащ, отыскала шлепанцы, поставила на плитку кастрюлю. Георгий, не снимая штормовки, сказал:

— Погоди. Там тебя пациенты дожидаются.

— Какие пациенты?

— Да мои двое.

— А что с ними? — Лариса уже сдергивала с вешалки халат.

— Вроде ничего страшного, сама увидишь.

— Ладно, ты пока умывайся и приляг, отдохни.

— Мне надо еще к Синькову сходить.

— Вряд ли ты его застанешь, он на охоту собирался.

Георгий помрачнел и едва ли не в десятый раз выругал себя за то, что сразу сам не поехал в Дьяково. Два дня и без того уже потеряны, а дней этих и так не много осталось. Что теперь делать, если Синьков и в самом деле смотался на охоту? Сегодня пятница, и раньше вечера воскресенья он наверняка не появится.

Лариса вышла. Георгий, подумав, не стал раздеваться и решил все-таки сходить к Синькову, — может, он и ненадолго уехал.

Жена Синькова, неприветливо оглядев Георгия, подтвердила, что Синьков уехал часа три назад («Врет, — равнодушно подумал Георгий, — наверняка еще с обеда умотался, на ночь глядя в тайгу никто не ходит»), а на вопрос «куда?» даже как будто обиделась:

— А я знаю? Вам ведь, кобелям, только дай волю, вы сразу хвост на сторону и сами не знаете, на какую охоту леший вас занесет — то ли за животиной, то ли за юбкой.

— Не сказал, когда приедет?

— Не сказывал. Должно быть, послезавтра к вечеру, ему, чай, в понедельник на службе надо быть.

Но по ее настороженному взгляду и торопливой скороговорке Георгий понял, что Синьков в воскресенье вряд ли явится, и зло спросил:

— А может, у него еще и отгулы есть?

— Может, и есть, он мне не докладался.

— Ну ладно, до свиданья.

Ларисы еще не было. Георгий умылся, осторожно глянул на спящую в соседней комнате Светланку и прилег на диван. Лариса пришла минут через двадцать, улыбнулась ему с порога.

— Сходил?

— Сходил, да без толку, нет его, и когда явится, неизвестно… А что с ребятами?

— У Трофименко почти наверняка воспаление легких, завтра же в Бугар отправлю. Хорошо, что вовремя привез его. А у Брагина ничего страшного, может и тут пока отлежаться. Ты сам-то здоров?

— Я-то здоров, — машинально отговорился Георгий. Говорить Ларисе о своих желудочных болях ему не хотелось — она наверняка сразу же возьмется осматривать его и настаивать на лечении.

Лариса разогрела обед, часть отлила в судки.

— Отнесу твоим ребятам, потом уж сами сядем.

За столом Георгий коротко рассказал Ларисе, зачем приехал, нехотя похлебал борща, поковырял котлету и его сразу потянуло в сон. Лариса тут же заметила это и предложила:

— Давай-ка я постелю тебе, и ложись.

— Лучше не надо, — не сразу отказался Георгий. — Пойду к ребятам, незачем собак дразнить. Завтра же все узнают, что я ночевал у тебя.