По небу полуночи ангел летел... - [21]

Инсект Мурий

Когда тьма наступает подлунная, и луна сочится из крана тонкою струйкой медовой, выходят из самоварной дырки тараканы и на пир ночной шествуют. На том пиру кутерьма царит и веселье: рыжие усачи по столу скачут наперегонки, грациозные шестиножки в вазах вальсируют, юные прусачата на сковородках выкаблучиваются. Но вдруг вспыхивает на кухне нестерпимо яркий свет, и конец празднеству — разбегаются тараканы куда глаза глядят. Только один великан — черен как ворон, рогат как бык — на закопченном потолке созерцает мир вверх ногами.

«Инсект петербургский и ладожский Мурий», — представляет юноша Бесплотных великана.

Великан шевелит могучими усами, приветствуя студентов.

«Симпатичный инсект, — находит студент Лебедев, — тараканий философ, видать. Вон как расположился мечтательно. И света не боится — привык».

«Дайте швабру, — морщится студент Никифоров, — я этого философа смахну оттуда».

В комнате Бесплотных вечеринка затянулась заполночь. На трехногом столике пенятся бокалы красного молдавского вина, слезятся золотые полоски сыра, черствеют карельские горбушки с изюмом. Откупоривает Никифоров очередную бутылку:

«Отчего тараканов прусаками прозвали? Неужели с давних пор так прусаков ненавидели? Откуда такая нелюбовь к храбрым рыцарям средневековья?».

«Есть у меня одна теорийка, — подставляет бокал Бесплотных. — Дело в том, что тараканы, которых еще называют прусаками, — это заколдованные русские витязи. По преданию они происходили от некоего Пруса и обладали колдовскими знаниями. Умели обращаться хоть в серых волков, хоть в сизых орлов, хоть в мелких мурашиков. Конечно, все эти мурашики, все эти прусаки — метафоры древнего мифического сознания. А в действительности голодная варягорусская дружина, возглавляемая, скажем, Ильей Муромцем, становилась в славянской деревне, подчищала все, что было припасено в избушках, и щедро расплачивалась. Народная примета говорит: много прусаков в избе — значит, к богатству, к прибыли, к достатку. Ничего случайного не бывает. С чего бы таракану служить олицетворением золота?»

«Ну вот, приехали, — Никифоров делает большой глоток. — Могучий богатырь Илья Муромец оказался тараканом. Это случайно не он у тебя в кухне на потолке сидит?»

«Почему бы Илье Муромцу не стать инсектом? — ничуть не удивляется Лебедев. — Известно, что в природе происходит круговорот душ. Вон Платон еще писал, что душа певца переселяется в соловья, а душа Орфея — в лебедя. Так что у меня — орфическая фамилия».

«Ну а моя фамилия победоносная, — приподнимается Никифоров. — Дайте швабру, пойду на кухню сражаться с Ильей Муромцем».

«Не тронь философа! — умоляет Лебедев. — Философ — это святое. У него душа имеет крылья, он видел свет истины».

«Этот инсект был плохим философом, иначе его не приговорили бы к тараканьей жизни. Дайте швабру!»

«А может, он исправляется. Может, он согрешил в первой жизни, и теперь в другой жизни грехи замаливает, молится на свет Божий».

«Какие могут быть грехи у Ильи Муромца? Он же причислен к лику святых! Его же мощи в Киево-Печерской лавре лежат!»

«Есть один грех, — вмешивается в перепалку Бесплотных. — Илья Муромец убил поэта, убил Соловья — славянского Орфея».

Тонкою струйкой медовой сочилась из крана луна, утекала в кособокую раковину, таяла. Восковым был рассвет, туманным. Завершился пир ночной, отшумели споры бессонные. Уходили студенты на занятия — жадно пили луну из-под крана и завязывали шнурки непослушные на кроссовках. Долго шуршали кроссовки по гулкой лестнице.

Инсект петербургский и ладожский Мурий думал.

Пустошка

На площади Двенадцати Коллегий нет прежней пустынности и гулкости — посредине новый памятник зеленеет медью. Как будто вышел из темного леса горбатый старичок-лесовичок, взобрался на кочку болотную и чуть не упал от изумления — ноги подкосились и на пенек оперлись обомшелый. А чему изумился старичок-лесовичок, неведомо: то ли солнышку ясному, то ли приволью голубоглазому, то ли статуйке своей колченогой — какой умелец слепил такое чудо?

«Кикимора зеленая!» — спешит мимо статуйки студент Никифоров.

«Лешак лысый!» — поспешает за ним студент Лебедев.

«Вожак демонической фауны! — заключает юноша Бесплотных. — Занесен в красную книгу и охраняется государством».

Старичок-лесовичок никак не отвечает на змеиные шепотки. Только тощим животом поводит и ногою кочку болотную нащупывает — здесь ли твердь земная?

Славная профессорша Пустошка — короткие волосы на голове дыбом стоят, огромные серьги в ушах тимпанами гремят — врывается в аудиторию вихрем, императивным и буйным. Полы пиджака алыми крыльями вьются, роговые очки грозными молниями льются. В общем, не профессорша, а настоящая богатырша — опасная оруженосица ученого звания. Лекцию читает, что полком засадным командует:

«Сегодняшняя тема: происхождение слов. Этим занимается наука ороксология, то есть восточно-западное доказательство. Запишите эпиграф из халифа Мансура — Багдад. По-русски это слово означает — Бог дал. В 762 году халиф основал на берегах Тигра новую столицу великой арабской державы. Он посчитал, что ему это дал Бог. Так и назвал город. А вот что вам Бог дал, покажет экзамен».