По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [52]

Приспособилась ходить на рынок. Двадцать пять минут пешком в один конец. Редко-редко встретишь другого прохожего, как правило, бродягу. На автобусе туда и обратно – два с половиной доллара. А за доллар, если повезет, на рынке можно купить три фунта бананов. Как-то черный мальчик, убиравший наше общежитие, увидел, как я возвращаюсь с рынка.

– Зачем ты ходишь пешком?! Бери мою машину, я тебе ключи дам.

– Я не вожу машину.

– Как это?!

Исчезли воскресные развлечения. Немцы уехали, от приглашений Дана я отказывалась. Как-то Марджори и Флойд попросили встетиться с ними и победать в компании одного волгоградского химика, помочь с переводом.

– Конечно, с удовольствием.

Значит, меня сегодня кормят.

Химик пытался заинтересовать западные фирмы своей технологией. Лично показывал им, как надо ставить реакции.

– Почему нельзя просто описать процесс? – удивился Флойд.

– Описание всегда неполно. У меня большой опыт работы, интуиция. Это не укладывается на бумагу.

– Но вы же не можете продать свой опыт и интуицию. Если вы не отразите всех тонкостей в описании, вашу технологию никто не купит…

Еще кто-то приезжает из Волгограда, уезжает обратно. А я все живу. Скоро превращусь в призрак этой больницы. Есть тут один старый чудик. Слоняется по больнице целыми днями. Если где бесплатный ланч или конференция – он там. В библиотеке в субботу, в воскресенье, мы с ним вдвоем. Я сначала думала – профессор на пенсии, скучно без больницы, вот он и ходит. Потом спросила у него что-то в библиотеке, и поняла, что он вообще не врач. Никто его не гонит, жалко что ли, пусть поест, посмотрит, послушает. Это обычное положение вещей. Никому ни до кого нет дела. До меня в том числе.

Закончился Нью-Йоркский запас телефонных карточек, попросила Марту прислать. Чтобы послать ей деньги, дала соседу наличные.

– Выпиши мне чек.

– Почему ты сама не напишешь?

– У меня нет чековой книжки.

– А российская есть?

– Я вообще никогда не видела чеки, пока не приехала сюда.

– А как же вам платят зарплату? Не наличными же?

На кухне стояли микроволновая печь и тостер. Была и газовая плита, но с серьезной готовкой возится было неохота. В одно из посещений рынка встретила студента, с которым занималась в декабре в одной группе.

– Как дела? Где были собеседования? Ты же вне МАТЧа?

– Я в МАТЧе.

– Как?! Тебе удалось попасть в МАТЧ? Каким образом?

Я рассказала.

– Класс! Ты видишь, это Америка! Тут все возможно! Слушай, давай я позвоню Шмидту. Он меня хорошо знает, он хочет, чтобы я пришел в его программу. Я ему скажу про тебя! С их стороны просто глупо будет тебя на взять. Ты это заслужила. Хочешь, позвоню? А ты после этого пойдешь к нему на прием и поговоришь с ним сама. Ты ничего не потеряешь. Только выиграешь.

– Хочу. А ты идешь в эту программу?

– Я – другое дело. Я поставил её на четвертое место. Я не буду огорчен, если попаду сюда. Но у меня еще одно образование – в бизнесе. Я знаю программы, где мне было бы интереснее. А для тебя это отличный вариант. Святой Лука – совсем не то.

Когда я попросила секретаршу записать меня на прием к Шмидту, она сказала, что списки в МАТЧ уже отосланы. И я не стала записываться.

– Опоздала – так опоздала, – сказал Джеймс Смит. – Расслабься. И жди, чем это кончится.

– В следующий раз я приду уже после МАТЧа.

– Можешь приходить, когда захочешь.

На геронтологию надо ездить на трех автобусах. Ковальчук встретил приветливо. Усадил в кабинете, показал книги, главы в которых он написал. Вошла секретарша с документами.

– Вот берем клинического ординатора на последнее место.

– А как же я?

– Я подумал, что тебе будет гораздо лучше сначала кончить резидентуру.

– Но ведь я могу и не поступить!

– У тебя были собеседования в Мемориальной, больнице Святого Луки и в Акроне? Я буду очень удивлен, если ни в одну из этих программ тебя не возьмут.

Он будет удивлен. А мне что делать?

Меня приставили к доктору, проводившей гериатрические консультации в Университетских больницах. Примерно моего возраста, работала хорошо. Но только я была ей совершенно не нужна. И инструкции ей даны были строгие. Никаких самостоятельных осмотров больных и записей в историях мне не разрешили. Зачем я вообще сюда хожу? Еще одно рекомендательное письмо? А оно мне нужно?

Решила объясниться с Ковальчуком. Мне не нужно просто проводить время. Мне нужно место.

Ковальчук меня не удерживал. Но сказал, что если я никуда не попаду, то в день МАТЧа он позвонит в незаполненные программы и походатайствует за меня. И я осталась. Чтобы иметь моральное право его об этом попросить, мне надо крутиться поблизости. Тем более, что больше мне заниматься нечем.

Очень скоро я убедилась, что никто не интересуется ни моей посещаемостью, ни интенсивностью занятий. Слонялась по гигантским Университетским больницам. Забрела в приемную Сэма Брауна, с которым виделась еще осенью. Попросила секретаршу на всякий случай проверить, попала я в списки, посланные в МАТЧ, или нет. Секретарша – проверила или нет, но сказала, что он поставил меня в список.

До окончания срока подачи списков в МАТЧ два дня. Я помчалась домой. Переписала список, включив Университетские больницы. Конечно, он поместил меня куда-то в самый конец, но нельзя же этим принебрегать! «Этот список переделан! Он отменяет ранее присланный список!».