По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [50]

И никто до сих пор мне об этом не сказал! Как нью-йоркские доктора не сказали, что первый абзац рекомендательного письма должен объяснять, откуда рекомендующий меня знает.

Анджи рассказала обо мне еще одному доктору, который мною заинтересовался. Инфекционист Дэзире.

– Если хочешь, можешь к нему подойти.

Нахожу доктора Дэзире. Он черный. Принимает больных в поликлинике.

– Меня зовут Майя. Анджи сказала, что вы хотите со мной поговорить.

– Подождите в моем кабинете.

Двери в кабинеты здесь, как правило, открыты. Идешь мимо и видишь, на месте хозяин или нет, и если да, то чем занимается. Если дверь закрыта, то, скорее всего, его вообще нет в больнице. Сижу. Не все ли мне равно, где пережевывать впечатления от собеседования. Полчаса. Час. Пришел. Смотрит на мою именную бирку.

– Майя… Звучит, как еврейское имя. Вы не еврейка?

Далось им всем. Этому-то что. Я вспомнила про черных антисемитов и про марш миллиона разгневанных мужчин мимо Белого Дома.

– Еврейка.

– Я тоже еврей, – сказал мне черный доктор Дэзире.

Вероятно, я переменилась в лице.

– Простите, доктор Дэзире?! Что вы сказали?

Он улыбнулся. Он – эфиопский еврей. Тут никто не верил, что он еврей (точнее, конечно, иудей, но в английском это одно слово). Пока он не начал отмечать еврейские праздники.

Именно из соображений религиозной солидарности он решил мне помочь.

Я почувствовала себя самозванкой. Он-то настоящий еврей, а я? Никаких праздников не отмечаю.

Дэмтью тут же позвонил Шмидту.

– У меня тут доктор из России, Майя Гуглин, – сказал он. – я с ней поговорил, она очень хорошая, очень способная. Хорошо бы взять её в резидентуру.

Потом повесил трубку и сказал:

– Видите, время неудачное. Никто не хочет брать иностранцев. Они уже подали в МАТЧ список – 300 фамилий. Американцев. Но американцы обычно не ставят эту программу на первое место. Он сказал, что ему звонил доктор Тейлор и рекомендовал вас очень высоко. Шмидт поставит вас под номером один в списке второго выбора. А вы поставьте нашу программу под первым номером в своем списке.

– Спасибо, доктор Дэзире, – сказала я, – а вы правда думаете, что я такая хорошая?

– Конечно, ты будешь хорошей, – сказал он. – Куда же ты денешься? У тебя просто нет другого выхода.

Он предложил мне деньги, заплатить за комнату. Я поблагодарила и не взяла. Ушла к себе. У входа в женский душ столкнулась с выходившим оттуда соседом, почти голым индусом с полотенцем вокруг бедер.

– А, Майя, – сказал он, – извини, я просто так.

Для одного дня это было слишком. Я засмеялась и пошла спать.

В Акрон меня повез Ховард. Мы выехали за два часа. По дороге он дважды останавливался у туалетов. И продолжал прихлебывать кофе из большой походной кружки. Потом он заблудился. Ровно в восемь сорок пять – на это время было назначено собеседование – я бежала по коридору. Чуть не сбила с ног мужчину и женщину, разговаривавших друг с другом.

– Извините! Я ищу – мой взгляд уперся в бирку на халате женщины, – я ищу вас.

Мы беседовали около часа.

– Я устала от того, что всем вокруг наплевать, что ты собой представляешь. Прошло десять лет с тех пор, как я пришла в свою больницу. Ничего не меняется. Люди все больше развращаются. Никого ни за что не наказывают, даже в масштабах государства, за настоящие преступления. На этом фоне плохое качество работы – это такая мелочь, которая вообще никого не интересует. Мои коллеги, начинавшие работать вместе со мной, испытывают разочарование в медицине. Но не могли же мы все ошибиться при выборе профессии? Я приехала сюда, пришла в кардиологию, и у меня было впечатление, что я пытаюсь перепрыгнуть через тридцать лет вашего прогресса и нашего застоя. Я чувствую, что мне снова интересно работать.

Мне говорили, что на собеседовании надо доказывать директору, что ты хочешь попасть именно в его программу и ни в какую другую. Я не могу этого сказать. И не хочу вас обманывать. Мне нужно место. Если вы не можете взять меня на все три года, а только на один – я согласна. Мне нужна работа. Мне тридцать пять лет. Сложилось так, что у меня нет своей семьи. Мне нужно настоящее интересное дело. Я привыкла работать днями, ночами, как угодно. Если вы хотите, чтобы я вышла через неделю, через месяц – я готова.

Кажется, мы поняли друг друга, она мне понравилась. И Ховарду очень понравилась эта больница. Его накормили ланчем и дали талон на бесплатную парковку.

Богатая частная больница. Бесплатная круглосуточная еда для персонала. Шикарное оборудование, явно превосходящее Мемориальную. Комнаты дежурных врачей – как гостиничные номера.

– Акрон недалеко от Кливленда. Ты будешь здесь работать, а я смогу часто к тебе приезжать! – радовался Ховард. – Когда будешь писать им благодарственное письмо, скажи от моего имени спасибо за угощение.

Это еще одна американская традиция, которую я никак не могу понять. Сходил к кому-нибудь в гости, напиши благодарственное письмо. Что за перевод бумаги и времени. Ты же сказал спасибо, когда уходил!

Где-то в рамках этой традиции лежит и манера оформлять консультации больных в виде личных писем. Нефролог пишет эндокринологу письмо с просьбой проконсультировать больного. И получает ответ: «Дорогой Том! Спасибо, что направили больного к нам на консультацию. Как вам известно, это пятидесятилетний мужчина с инсулинзависимым… Нам представляется целесообразным увеличить дозы…» и т. д. Оба письма подшиваются в историю болезни. А у них кабинеты по соседству.