По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [42]

– Доктор Гольдин хороший?

И получила:

– А кто я такой, чтобы судить о докторе Гольдине?

Ошибка. Больше спрашивать не буду.

Мне пора было подумать о рекомендательных письмах. У кого попросить?

– У Ахмади, – не задумываясь, сказали мне в группе.

– А если у Тейлора?

– Это будет нечестно, – сказали мне. – Ты с ним практически не работала. Откуда он тебя знает?

Определенного мнения о Тейлоре у меня пока нет. Седой, сутуловатый. Ходит и говорит тихо. Внимания к себе не привлекает. Любезен, как многие. «Не замечает», что Шварцман периодически спит на конференциях. «Он лучший врач больницы», – сказал мне Крис.

Я подумала и пошла к Тейлору.

– Я подала заявления в ряд программ по резидентуре. Многие люди уже объяснили мне, что у меня очень мало шансов.

– Не так, чтобы совсем мало, но это трудно.

– Я хочу попросить вас написать рекомендательное письмо. Если вы сочтете возможным. Кончно, было бы уместнее просить об этом в конце второго месяца. Но у меня седьмого собеседование в Нью-Йорке. Месяц в вашем отделении – это единственный американский профессиональный опыт, котрым я располагаю.

– Да, пока вы не работали в Америке – двери закрыты. Я напишу письмо. Мы, правда, совсем мало работали вместе – три больных, по-моему, – но я разговаривал с Ахмади.

Молча киваю. Представляю себе.

– Дайте адреса моей секретарше. Она пошлет по почте, а копию мы вам дадим с собой, на случай, если почта не успеет.

Второе письмо я попросила у Шварцмана. Через час он вызвал меня по пейджеру, усадил в кабинете и с выражением зачитал написанное письмо. Оно было хорошее.

Накануне самого Нового года я обратилась к Ахмади. Мой доклад по мерцательной аритмии ему понравился. Больных я смотрела всех – и своих, и чужих.

– Молодец, хорошая работа, – он подписал мне очередную историю.

Это не было хорошей работой. Это не было работой вообще. Он попросил меня посмотреть его больного. Я только приступила к делу, начала собирать анамнез, как в комнату вошел Ахмади и объявил больному результаты теста, – ради чего он собственно и пришел. Что мне делать с больным дальше?

– Продолжайте, – сказал Ахмади и удалился.

Больной сердился, не понимал, кому нужен этот цирк, зачем я его продолжаю его смотреть, когда все нужное уже сделано. И сейчас, когда Ахмади громко меня хвалил, у меня было отчетливое впечатление, что говорит он это не мне, а Тейлору, который сидит неподалеку.

– Мирра, я напишу тебе письмо.

Выучить, как меня зовут, он так и не смог. Этим он мне напоминал моего главного врача в Волгограде, который твердо помнил мое имя и национальность, а отчество подставлял по наитию – Эммануиловна, Иосифовна. В его больнице я работала десять лет, а мой отец – в два раза дольше.

– Но я хочу предупредить, чтобы ты потом не была слишком разочарована. 96–97 процентов мест займут американцы.

– Я знаю, доктор Ахмади. Но у меня только два варианта: либо пробовать, либо нет.

– Дай моей секретарше список адресов. В этой стране не принято давать письмо тому, о ком оно написано.

Вероятно, Тейлор был из какой-то другой страны. Не дам я Ахмади адресов. Что он там напишет…

Письмо профессора Тейлора стало моим талисманом. Я перечитывала его много раз.

«Дорогой директор программы.

Мне очень приятно рекомендовать доктора Майю Гуглин в вашу резидентуру по внутренним болезням. Доктор Гуглин работала как экстерн в нашем кардиологическом отделении в течение последнего месяца. За это время у меня была возможность как непосредственно наблюдать её, так и получать информацию от других врачей, которые работали с ней.

Доктор Гуглин – это очень хорошо подготовленный врач, который функционирует на высшем уровне. Запас её медицинских знаний довольно широк, подход к проблемам больного тщателен и логичен, уровень интеграции медицинской информации соответствует уровню старшего резидента. Её значительный опыт врачебной работы и постоянные усилия по продолжению профессионального образования приводят к зрелому подходу к проблемам больного.

Её английский язык превосходен. Она свободно общалась с больными разнообразного этнического происхождения, и её контакты с нашим персоналом тоже были на высоком профессиональном уровне.

Я глубоко убежден, что доктор Гуглин будет отличным резидентом и кандидатом для дальнейшей специализации».

Меня царапнул «уровень старшего резидента». Ладно, что делать. Глотай.

– Это действительно хорошее письмо, – сказал Джеймс Смит. – А второе?

Письмо Шварцмана было совсем коротким. Он полностью переделал то, что так торжественно читал мне вслух.

«Мне приятно рекомендовать Майю Гуглин в программу по терапии. Доктор Гуглин провела с нами один месяц как экстерн из России, где она работает штатным врачом. Её интеллигентность и старательность произвели на меня большое впечатление. Она говорит и пишет на отличном английском. Её доклады о больных точны. Она сведуща в электрокардиографии и знакома с западной медициной и медицинской литературой. Она приятна в поведении и общении, и у неё отличный пытливый ум».

– Как тебе сказать. Рекомендательное письмо должно быть очень хорошим, это закон жанра. Если о тебе не пишут ничего особенно хорошего даже в рекомендательном письме, тебя определенно не стоит никуда брать. В общем это письмо не прибавляет и не убавляет. Можешь его показывать.