По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - [26]

Это он знал, что собирался писать. Я-то не знала.

– Ну слушайте. Несколько лет назад иностранных выпускников брали охотно. Но в последнее время положение изменилось очень резко. Прежде всего изменилось финансирование. Программам сейчас гораздо выгоднее брать американцев. Финансирование иностранных выпускников идет по другой статье, его каждый год урезают, и никто не знает, когда его могут прекратить вообще. Это произойдет не завтра и не послезавтра, но, возможно, в недалеком будущем. А контракты заключаются на три года.

– И еще. Медицинское образование стоит очень дорого. Почти никто не в состоянии оплатить его сам. Студенты берут многотысячные кредиты в банках. И государство впрямую заинтересовано, чтобы они эти долги отдали. Значит, американцы должны быть обеспечены рабочими местами в первую очередь. Иностранец никому ничего не должен. Всю зарплату с самой первой недели он кладет к себе в карман. Не говоря уже о том, что американец полностью адаптирован к системе, условиям работы. И больному приятно, когда врач говорит без акцента и понимает все, что ему говорят.

Поэтому многие программы, особенно престижные, большие университетские программы, иностранцев не берут вообще. Они и из американцев выбирают отличников с научными степенями по генетике или молекулярной биологии. Туда можешь даже не пытаться попасть, не трать время попусту. Но некоторые программы в городских больницах, таких, например, как наша, пока еще берут, потому что американцы не занимают всех мест. Правда, с каждым годом все меньше.

Теперь смотрите. Я – директор программы по неонатологии. В моей программе десять мест. У меня две тысячи заявлений от американцев и семьсот – от иностранцев. В других программах положение такое же или еще хуже. Так что вы собираетесь конкурировать с семьюстами претендентами.

– Жалко, что вы не сказали мне этого в Волгограде, доктор Смит. Я бы не приехала.

– И, может быть, напрасно. Число заявлений надо делить на число программ. Система работает так. Все, кто хочет и имеет право поступать в резидентуру, посылают заявления и другие документы в программы. Программы по этим документам отбирают себе наиболее желательных кандидатов. Их вызывают на собеседование. Потом из тех, с кем собеседовали, составляют список в порядке предпочтения. Список посылают в МАТЧ. Такие же списки подает каждый претендент: раполагает в порядке предпочтения все программы, куда он хочет попасть. Конечно, только те, где были собеседования, потому что для попадания в программу надо, чтобы ты был в их списке, а они – в твоем. 21 февраля МАТЧ прекращает принимать списки. Дальше компьютер начинает подбирать: кандидат – место. В каждой программе определенное количество мест. Например – 6. Программа подает список, например на 80 кандидатов. Если 6 из них предпочитают именно эту программу – все, она заполнена.

Поэтому каждый кандидат старается подать заявления в максимально возможное число программ, чтобы не остаться без места – 50, 80, 100. Поэтому все программы завалены огромным количеством заявлений. Тысячами. Поэтому все программы ставят какие-то фильтры. Физически обработать такое число заявлений очеь трудно.

Какие фильты самые простые? Оценки на экзаменах. У вас оценки низкие.

– Доктор Смит, но мои низкие оценки, может быть, дороже более высоких оценок других кандидатов. У меня не было части учебников. Мне приходилось платить по 400–500 долларов за экзамен, когда я получала 100 долларов в месяц. Я брала подработки, занималась переводами, копила. Я ездила сдавать за границу. Я никогда раньше не сдавала экзаменов такого типа, с ограниченным временем на ответы, на чужом языке, каждый раз в незнакомой стране. Все экзамены, которые я раньше сдавала в России – устные и без ограничения времени. Мне пришлось перестраиваться на лету. У меня там была куча проблем, кроме экзаменов, например, найти, где ночевать. В России не было никаких каплановских курсов по подготовке, как здесь. Мои оценки нельзя просто сравнивать с оценками американцев. Они не отражают реальной картины.

Я не рассказываю ему, что была еще свистопляска с «потерей» денег и документов, с беготней по городу в поисках экспресс-почты и попытками перевода денег, с многочасовыми ожиданиями почтальонов, с прекращением занятий за месяц до экзамена: я не была зарегистрирована, а о том, что мои бумаги нашлись дома у Марджори, мне даже не удосужились сообщить. Не рассказываю, потому что слишком уж фантастична вся история. Может и не поверить.

– Это вы можете объяснить мне. В заявлении этого не напишешь. Они увидят только оценки и сделают выводы. И ваше заявление всегда будет лежать в самом низу этой огромной кипы. Через собеседование пропустят претендентов из верхней части. Вы туда никогда не попадете. Еще смотрят на рекомендательные письма. Покажите ваши письма. Ну, ничего особенного, всем такие пишут.

Значит, ваша задача: добиться, чтобы ваши документы переложили из самого низа в самый верх. Добиться приглашения на собеседование. Вы должны быть агрессивны, как торговец, который пытается продать свой товар. Он улыбается и стучит в дверь. Перед ним эту дверь захлопывают, иногда попадая прямо по лицу, он надевает свою улыбку обратно и снова стучит в ту же самую дверь. Посылаете заявление в программу – дайте им неделю на обработку и начинайте звонить. Говорите, как вы заинтересованы в их программе. Говорите, что у вас ограничено время. И может быть, вас пригласят куда-нибудь, куда без этого не позвали бы.