Плюсквамфутурум - [41]

— Я собираю бутылки, — пояснил он, заметив мой удивлённый взгляд. — Потом в них можно налить крепкий чай и поставить в кабинете. У меня там специальный застеклённый шкаф с коллекцией зарубежных бутылок. Это выглядит очень респектабельно. Правда, приходится прятать мою выставку от начальства, а то они потребуют мой «алкоголь» себе, и получится конфуз, которого мне не простят…

— Ваш друг тоже явно не склонен прощать, — как бы вскользь заметил я.

— Николай Олегович иногда высказывается слишком радикально. Я вижу, что вас немного взволновала гражданская позиция моего друга, — сказал депутат, закусывая мидией. — Не пугайтесь. На самом деле он очень добрый человек и ответственный руководитель. Перед ним сейчас стоит очень сложная задача: запустить ракету в космос. Августейший президент очень недоволен обилием аварий на старте. Для нужд ОКРАМ удалось восстановить безумно старый проект «Р-1», который время от времени долетает до цели, но для запуска спутников телевещания в космос требуются более мощные ракеты. Николай собрал по всей России группу инженеров, способных восстанавливать и запускать в производство проекты старой техники прошлого века. Средний возраст этой группы инженеров превысил семьдесят лет, а молодые специалисты не могут рассчитать даже несущую балку… Собственно, это одна из причин, по которой никто не рискует летать самолетами. Во—первых, нужно специальное разрешение, а во—вторых, самолеты слишком часто разваливаются на лету. Никак не удается поднять уровень производства, сколько ни штрафуй людей. А кстати…

Здесь депутат немного помялся.

— Скажите, — как-то нерешительно произнёс он, с трудом решаясь продолжить. — Конечно, этот слух ходит уже с десяток лет, но, может быть, в следующем году, после перевыборов… если всё пройдёт нормально… может быть… он разрешит нам покупать лекарства? Ну почему нельзя? Мы ведь за свои деньги… там ведь хватит одного слова «да»…

Я молчал, не очень понимая спутанную речь моего собеседника. И депутат, и роспромовец говорили про какие-то лекарства, но они не производили впечатления больных людей. Наоборот, судя по их ухоженным лицам можно было предположить, что они пользуются всеми доступными благами отечественной медицины. Моё молчание депутат воспринял по-своему.

— Извините, что я об этом заговорил, — суетливо сказал он. — Не удержался… понимаете… я ведь тоже хочу… почему нам нельзя? Уверен, вы ведь тоже об этом задумываетесь, ведь жизнь пролетает так быстро… Пожалуйста, не говорите об этом никому… Кажется, нам пора. Ещё раз, извините.

Он поднялся со стула. Мы распрощались. Вместе с ним ушла и девушка в красном платье, повиснув на шее депутата.

Вагон-ресторан уже был пуст, и лишь швейцар стоял у выхода, словно часовой у ворот крепости. Повернув позолоченную резную ручку, я вышел в тамбур. Тёмные окна казались зеркалами, обрамлёнными бархатом штор. На стене была закреплена стойка с прессой. Увидев пару интересных заголовков, я взял газету и положил в сумку, чтобы прочитать перед сном.

В зелёном вагоне меня встречали.

— Я ждал вас, — сухим голосом сказал мне лысый и очень худой мужчина, который раньше смотрел на меня в ресторане. Одной рукой он держался за стену, а другой опирался на трость. На вид ему было лет семьдесят. На этот раз он был без пиджака; острые плечи просто прорывали рубашку. Надбровные дуги нависали над ввалившимися глазами. Сухая кожа напоминала пергамент. Незнакомец выглядел ужасно.

— Да? — поинтересовался я без особого участия. — И что же вы хотите?

— Я знаю, кто вы, — заявил неизвестный, покачиваясь вместе с вагоном. Мне это уже начало немного надоедать. Конечно, за сегодняшний вечер я познакомился со значительным количеством амбициозных людей, но всему есть свои пределы.

— Я консультант. Третье отделение… — начал было я, как вдруг лысый незнакомец меня перебил.

— Прошу, не надо этого, — сухо сказал он. Его голос был колючим и хрупким, как ветка боярышника. — Если желаете, вы можете назваться хоть рыцарем круглого стола. Я хочу предостеречь вас.

— От чего именно?

— Об этом лучше не говорить в коридоре. От вас мне потребуется только пять минут. Прошу, пойдёмте в моё купе.

Похоже, у меня сегодня бенефис, сказал я сам себе, следуя за моим провожатым. Почему-то подумалось, что ему бы очень пошли балахон из дерюги, фонарь и посох. Если к этому образу удалось бы добавить лодку, ночь, туман и реку, то таинственный незнакомец становился определённо похожим на Харона, перевозчика человеческих душ.

Несостоявшийся Харон правительственного поезда занимал роскошное одноместное купе, обставленное в стиле эклектичного барокко. Я разместился на мягком стуле, обитом золотистым жаккардом. Почему-то всё происходящее напомнило мне очень старый советский политический анекдот про Пельше, пришедшего в гости к Суслову.

— Я знаю, кто вы, — упрямо повторил он.

— Прекрасно. Я тоже знаю, кто я. Так что же вы хотели сказать мне?

Взгляд Харона снова попытался обжечь меня. Это ему не удалось.

— Вы дурак, — наконец, произнёс он с видимым усилием и немедленно развернул свою мысль. — Вы отдались восьмому, самому страшному смертному греху, который наказывается ещё при жизни. Этот грех — глупость. Сидите!