Плотогоны - [25]

Этот аргумент все ставил с головы на ноги. Если за парня просит лично главный инженер, значит, он заинтересован в его судьбе, в судьбе этого балбеса. Значит, нужно хорошенько подумать, прежде чем наотрез отказываться… У главного инженера большой авторитет. От него во многом зависит, дадут ли через полгода Куцу квартиру… Через полгода или, как говорили тогда, максимум через год. Дадут — и кто помешает ему тогда уволиться? Стоило бы потерпеть ради будущей квартиры…

— Обязательства, обязательства, — пробормотал он, поднимаясь и тяжело опираясь на палку.

VI

Когда Сергей Тимченко дурачился, или, как говорилось в его компании, начинал выступать, он с трагическим пафосом говорил о себе: несчастное дитя городских улиц. Хотя быть по-настоящему несчастливым ему, собственно, не приходилось — одно время, правда, страшно хотелось иметь мотоцикл «Ява», однако мать наотрез отказалась покупать его. Во-первых, сказала она, это крайне небезопасно при нынешнем уличном движении и при недисциплинированности Сергея; во-вторых, как добавляла она при каждом удобном случае, на такие дорогие вещи сын должен зарабатывать сам.

Однако в последнее время Сергей все чаще и чаще стал думать о себе с тревогой, с ощущением того, словно он делает что-то в жизни не так, что розовые мечты юности об его исключительности, доселе надежно охранявшие его особу от невыгодных для него сравнений, с годами понемногу рассеивались, таяли, и те самые годы юности, пестрые, шумные и беззаботные, стали порой казаться самым обычным путем неудачника, который только то и делает, что пытается убедить и себя и других в своей талантливости, самобытности, пока что не выявленной, не раскрытой из-за того, что не было соответствующих обстоятельств. Между тем обстоятельства менялись, год пролетал за годом — и вот что интересно: наступающий год кончался быстрей, чем предыдущий, время словно бы приобрело постоянное ускорение, однако подходящих обстоятельств все не было, поэтому все меньше оставалось надежд, что они вообще когда-нибудь представятся.

Как ни хорохорился Сергей, с юмором рассказывая знакомым об очередном увольнении с работы, все же где-то далеко в глубине души оставалось ощущение неудачливости, неприспособленности, неумения серьезно и настойчиво браться за дело, с которым справлялись многие его одногодки, причем, нередко случалось, были они из числа тех, кого он считал ограниченными, дубинами, а вот он, умник-разумник и интеллектуал, сравняться с ними не мог.

То же самое повторялось и теперь. И скажи ж ты: наконец-то получил хорошую профессию, овладел ею, кое в чем разобрался на курсах при заводе вычислительных машин — математика ему и в школе давалась легко — плюс еще знания, которых нахватался в институтах, и вот поди ж ты…

Конечно, судьба обошлась с ним в некоторой степени жестоко. С первого же взгляда Сергей невзлюбил этого жука-короеда, Даниила Куца, и вот тебе, пожалуйста: его приставляют к этому самому короеду в помощники, в ученики, в челядинцы. Нет, конечно, Сергей не такой пень, чтоб думать, будто в науке этой, в вычислительной технике, для него нет никаких загадок. И все же писать самостоятельно отдельные программы он мог бы. Так же как и некоторые работающие здесь женщины…

Антонине же, начальнице, да и самому Кунько захотелось почему-то, чтоб он работал именно с короедом. И как ни отбивался, как ни упирался — все равно приставили к нему. А с ним, с Куцем, вот как получалось: с утра тот давал ему несколько реквизитов — машинных команд, некоторые исходные и говорил: расписывай в программе. Когда же Сергей справлялся, с заданием, Куц торопливо просматривал работу, исправлял ошибки и, не говоря ни слова, давал новое. А зачем оно нужно, с какой целью его делать, в какую общую задачу оно включится — об этом ни слова. Сергей пытался расспрашивать, но где там. Буркнет два-три слова под нос, зыркнет, как на злодея — и пишет, скребет пером по бумаге, будто никого больше тут не существует…

Однако Сергей скоро нашел выход из положения. Возьмет с утра задание, сделает за час-другой, а короеду не отдает. Выйдет на улицу, постоит, походит по театральному скверу, перекинется шуткой-другой с молоденькими продавщицами гастронома, что напротив сквера, вернется, посидит за столом, делая вид, будто работает, иной раз почитает «Советский спорт». Если нет Антонины, слушает трескотню Софы Панковой, обсуждает со Шлыком шансы минских футболистов лопасть в высшую лигу, с Верой Ханцевич заводит разговор про совместную командировку в какой-нибудь далекий город, подальше от ревнивого мужа. Вера смеется, укоризненно машет пальчиком, однако соглашается, что проучить мужа стоило бы…

Вообще-то со всеми в группе Сергей легко нашел контакты и наладил добрые отношения, даже Курдымова и та иной раз отзовется на его слова легкой шуточкой, и только Куц оставался к нему глухим как стена. Подсовывал свои шпаргалки — вот и все, собственно говоря, шефство над ним.

Антонина в это время была занята какой-то большой задачей. Сидела со Шлыком, что-то мозговала, потом куда-то ездила, много разговаривала по телефону, принимала, когда приезжали, заказчиков. Сергей знал, что Антонина руководит недавно, что многие относились к ней настороженно, выжидая, как она будет вести себя дальше. Софа Панкова, если не слышала Курдымова и не было в комнате самой Антонины, говорила, кривя лицо, и передразнивая кого-то, по-видимому ту же Антонину: