Плотогоны - [23]

И вот теперь Будник руководитель вместо Белячкова. Конечно, тот был дуб дубом, но пусть попробует она одолеть задачу, которую завалил Белячков со своими помощниками. Очень уж легко согласилась она взяться за это дело, ну так пусть же и набьет себе шишку на лбу. Никто — ни начальник отдела Кунько, ни главный инженер, ни начальник треста — не поинтересовались мнением Куца — пусть же теперь сами на себя пеняют. И Куц тут ни при чем, он делает свое дело, поддерживает своими задачами группу — пускай и за это скажут спасибо. Что же касается Будник, то ее, говорят, выделил Кунько: как видно, решил, что она тут лучший программист — вот он и должен будет отвечать…

«Похоже на то, — подумал с досадой Куц, — что ты теперь был бы не прочь принять предложение стать во главе группы, если бы вновь возник этот вопрос. Но вопрос не возникал, и вот теперь ты злишься на всех, и в первую очередь почему-то на Будник. Ни на кого я не злюсь, — тут же стал он опровергать самого себя, подсознательно ощущая, что искренности в этих размышлениях не хватает, — а если немного и злюсь, то вовсе не потому, что кому-то завидую или на кого-то обижаюсь. Что мне завидовать или обижаться, если я хорошо знаю, что никто в этой конторе, если не во всем городе, не имеет такой квалификации, как я. Задачки, которые я решаю тут, — просто семечки, я мог бы сделать в десять раз больше, если бы кто-то попросил меня и, главное, поверил, как нужна мне сейчас квартира…»

Очень хорошо жить и с мамой, и с Реней, и с сынишкой, но порой даже голова кружится из-за неустанной возни с малышом, с его пеленками, ванночками, сосками и бутылочками. Да еще детский плач — и среди дня, и среди ночи. Реня и мама устают, бегут к нему, но они ведь целый день дома, ему же утром нужно на работу. Будешь тут добреньким к своим дорогим сотрудникам, добрая половина которых, вместо того чтоб заниматься делом, болтает, перемывая косточки знакомым и незнакомым, близким и чужим.

Стоит только прислушаться к тому, что рассказывает Трусовой Софа Панкова. Она энергично жестикулирует, высоко поднимает брови — целый мимический спектакль ярко накрашенных губ и подрисованных глаз…

— Просто невероятно все это! — закончила наконец та свой рассказ…

«Ну да, так уж и невероятно», — молча передразнил ее Куц и посмотрел на Шлыка, который что-то переписывал, торопливо, судорожно — наверно, взял где-то халтуру, вот и старается в рабочее время. Ведь что еще может он писать? Задача его в стадии прогонки, за новую еще не взялся, хотя подожди… Они же вроде бы сидели с Будник, пытались писать новый алгоритм. Куц понимает, в каком положении тот оказался. Надеялся занять место Белячкова, равнодушно наблюдал, как он заваливает задачу, а может, впрочем, и помогал ему, хотя вышло совсем не так, как думалось. Теперь придется ходить под началом Будник, исправлять все ошибки — и свои и Белячкова — и тем самым своими же руками укреплять авторитет нового руководителя. Вот ты и попал, товарищ Шлык, куда хотел…

Рядом со Шлыком этот новенький, длинноволосый битник. Какой концерт устроил в первый день… Даже противно смотреть на него. Ума, как видно, кот наплакал. Куц порой видит таких, как этот, в своем, дворе. С гитарой, с сигаретой в зубах, штаны едва не сваливаются с задницы, хоть и подвязаны широченным ремнем, одним словом, сверхсовременная молодежь, свободная и раскованная. Вчера был конюхом, сегодня — программистом…

Куц снова ревниво подумал о своей профессии, куда в наши дни через открытые при многих заводах вычислительных машин курсы так легко войти. Однако входят только на порог, дальше не могут, потому что остаются в настоящей работе гостями, начинающими, дилетантами — истинным же хозяином тут был и будет он, Даниил Куц.

Вернулась откуда-то Антонина. Сегодня она была в легком трикотажном платье, которое ловко облегало ее стройную девичью фигуру, на шее был повязан светло-розовый платочек.

Софа тут же перестала болтать с Трусовой, пододвинула поближе программу, начала что-то писать. Новенький откинулся вместе со стулом назад, громко, на всю комнату зевнул, потянулся.

— Что у вас, Тимченко? — спросила Антонина.

— Сделал, — равнодушно ответил Тимченко.

— Сделали, так несите сюда, — приказала Антонина.

— Вас понято, — с прежним равнодушием сказал Тимченко и направился со своей программой к столу Антонины.

Куц снова занялся работой, и для него перестало в этой комнате существовать все, кроме цифр и букв, которые так стремительно выбегали из-под его пера и должны были, перебитые на перфокарту, а затем перенесенные в память машины, отдавать ей приказы, направлять ее титанические возможности математика-оператора на нужное ему, Куцу, и еще многим другим людям решение логических построений.

…Плюс, затем одна за другой четыре семерки, буква «В», точка с запятой — обозначим поле «И», строкой ниже ставим символ изделия — что там? — ага, балки, далее сумма, количество этих изделий, зашифруем все так, чтоб поняла одна машина, чтоб она сложила, перемножила, разделила и выдала результат и чтоб затем прораб, инженер или снабженец твердо знал, сколько балок заказать на следующий месяц или квартал, для того чтобы достроить то, что им требуется, и чтоб балок этих было ровно столько, сколько нужно, — не больше и не меньше.