Плотогоны - [21]

— Ага, ты здесь, — мягко и низко зарокотал его голос, — хорошо, что никуда не уехал… Мне только что звонили из Москвы. По линии министерства нам, как видно, подкинут новый заказ. И очень крупный заказ. На прокладку линий коммуникаций… Так что все силы, по-видимому, придется бросить туда… Одним словом, нужно посоветоваться…

Острое чувство тревоги охватило вдруг Метельского. Сердце, казалось, сжалось, а затем сильно застучало. Он понял, он ощутил: это был сигнал к бою…

V

Даня Куц в двенадцатилетнем возрасте неудачно спрыгнул с трамвая. Левая нога угодила в камень, соскользнула с него и попала под колесо. С того времени Куц ходит на протезе. При ходьбе подтягивает левую ногу, хромает, опирается на палку и, глядя на легких, ловких здоровых людей, никак не может избавиться от ощущения своего беспримерного несчастья, своего физического недостатка. Ощущение, что судьба так жестоко обделила его, возникло сразу же после того, как он очнулся в больнице и понял, что случилось нечто непоправимо-страшное, после чего он уже никогда-никогда на сможет играть в футбол, не станет лучшим нападающим в сборной страны, о чем начал мечтать, как только впервые увидел футбольный мяч. Как было бы на самом деле, никто, конечно, сказать не мог, но факт остается фактом: Данька Куц мог обвести трех-четырех мальчишек из своего двора и с ходу забить «мертвый» гол в самую девятку…

Ощущение своей неудачливости он подогревал в душе с каким-то обостренным наслаждением, и особенно это удавалось, когда он смотрел из окна четвертого этажа на игру своих одногодков, прежних дружков по команде. Затем наступила иная пора. Те же одногодки — вчерашние мальчишки — легко кружились в танце на школьных вечерах, а потом шли провожать знакомых девушек, среди которых была и Нэля Астахова, причина немыслимых сердечных мук Даньки. От болезненного нежелания, а порой и невозможности принимать участие в забавах одногодков характер у Куца стал замкнутый, мрачный, чрезмерно самолюбивый. Мать, солдатская вдова, старалась во всем угодить сыну, отдавая ему всю свою нерастраченную нежность. Эта нежность усиливалась сожалением, жалостью к неудачной судьбе сына. Даниил — имя это было дано парню в честь деда, отца матери Данилы, с небольшой поправкой на интеллектуальные запросы родителей, которые в то время, до войны, работали учителями в одной из минских школ, — получил аттестат с золотой медалью и поступил учиться на математический факультет университета, записавшись на предпоследнем курсе в только что образованную группу прикладной математики. До этого он много читал о деятельности Норберта Винера, открывшего эпоху вычислительной техники, увлекался неоглядными перспективами ее развития и целиком отдался этой новой науке. Сперва он работал математиком-программистом в вычислительном центре статистического управления, работу свою выполнял безукоризненно, написал несколько принципиально новых программ, которые намного ускорили подготовку отчетов. Но однажды, набравшись смелости, пошел к начальнику центра с просьбой улучшить жилищные условия. Тот весьма неуверенно пообещал, сказав при этом, что в коллективе есть еще сотрудники, живущие в несравненно худших условиях, чем он. И Куц подал заявление об увольнении.

Тут необходимо объяснить, почему Даниил Куц обратился со своей просьбой к начальнику, почему его внезапно перестала удовлетворять однокомнатная, старой планировки квартира с высокими потолками и всеми удобствами, в которой он прожил с матерью всю жизнь. Дело в том, что мать, озабоченная замкнутостью и одиночеством сына, мать, которая уже несколько лет была на пенсии и в долгие свободные часы, когда Данечка находился на работе, все больше стала тосковать по живому существу, с которым можно было бы нянчиться и играть, которого можно было бы баловать и нежить, стала мечтать — что, в общем-то, нетрудно понять — о будущей семье сына и младенцах-внуках. Сын же об этом и думать не хотел, и мать, посоветовавшись с соседками, начала приглашать на стакан чая с малиновым вареньем краснощекую хохотушку Реню из соседнего подъезда, причем старалась приурочивать эти чаепития к тому времени, когда был дома Даня. Реня, девушка не первой молодости, не очень-то красивая, однако проворная, рассудительная и жизнерадостная, работавшая воспитательницей в детском саду по соседству с домом, сразу же поняла, куда могут завести эта частые приглашения на чай, и сделала со своей стороны все, чтоб надежды Даниной матери не пошли прахом. Каким-то образом ей удалось сломать неприступную замкнутость тридцатипятилетнего холостяка и навести его на мысль купить два билета на вечерний сеанс в кино…

Когда, к великой радости Даниной матери, они поженились и Реню с какого-то времени стало тянуть то на соленое, то на кислое, Даниил Куц после настойчивых уговоров матери и жены решил все же сходить к начальнику центра — ради того, чтоб его дитя увидело свет в новой квартире… Нужно сказать, что женитьба никак не изменила внешне характер Куца, он по-прежнему приходил на работу и уходил с работы, иной раз не обменявшись с сотрудниками даже двумя-тремя словами. Однако с Реней мог и пошутить, и поделиться каким-то мнением или замечанием, и это можно было считать предвестником перемен к лучшему. Во всяком случае, так говорила невестке мать, занятая теперь в основном поисками разных распашонок и пеленок для ребенка, с которым ей так не терпелось наконец-то встретиться.