Год 1927-й, январь. Держа за руку маленькую дочку, я стою между холмами, по которым сбегают прямые накатанные следы лыж, поблескивающие на солнце. Снега так много, как будто огромные люди, тоже сделанные из снега, тысячу лет таскали его сюда и красиво укладывали, чтобы навсегда похоронить озера и гати и чтобы легкий тонкий лес казался еще легче и тоньше.
Мальчишки из Ново-Сиверской катаются с гор, и так же лихо заворачивают они на полном ходу, без палок, как быстро поднимаются «елочкой» на своих подрезанных лыжах!
— Вот подрастешь и тоже будешь так кататься, Наташа, — говорю я дочке, и она соглашается:
— Ладно.
Один мальчик особенно занимает ее. Лет пятнадцати, остроносый, белобрысый, с заиндевевшими ресницами, в треухе, задранном на затылок, он бежит на гору под градом снежков, которыми осыпают его с вершины ребята. Э, да тут идет война!
Вот он падает в снег. Противник, воодушевленный удачей, с криком бросается к нему, еще мгновение — и белобрысый мальчик в плену. Как бы не так! Вдруг он вскакивает. Короткий свист — и его солдаты вылетают из-за осыпавшегося трамплина. Засада. Туча снега, в котором мелькают снежки. Противник отступает, бежит, и белобрысый мальчик бросается в погоню. Вот он догоняет одного из врагов, хватает за плечи, валит.
Придавив противника к земле, он произносит короткое финское слово.
— Папа, спроси его: он финн?
— Я карел, — с гордостью отвечает мальчик.
У него еще горят глаза. Бледный нежный румянец окрашивает щеки. Он стоит перед нами — стремительный, тонкий. Клок светлых прямых волос из-под шапки свисает на лоб.
— Что ты сказал ему по-фински?
— «Муисто». Это значит — «На память».
* * *
В течение пятнадцати долгих лет этот зимний солнечный день прячется в далекой глубине сознания. Был ли он или не был — не все ли равно! И вдруг он возникает передо мной — крутые холмы с накатанными следами лыж, треск мороза в лесу, синее, как кобальт, небо.
— Вот с кем вам нужно поговорить, — сказал мне главный врач госпиталя, — с Антоновым. Старший политрук из разведотряда. Награжденный тремя орденами. Попал к нам без документов.
— Почему без документов?
— Разведчик. Прямо с задания.
Через десять минут старший политрук, светлоглазый, белокурый, с тонкими чертами лица, прихрамывая, вошел в кабинет. Он заговорил, и меня удивил заметный финский акцент у человека с русской фамилией.
— Я карел, — отвечал он, — но свободно говорю по-фински. Часто приходится встречаться с финнами. Разведчик, такое дело!
Мы разговаривали до обеда. На другой день я пришел с утра, мы сидели в садике, и я записывал до тех пор, пока на прохладном ветру не застыли пальцы. Это были рассказы о боевых делах в дни Великой Отечественной войны.
Рассказ первый
«Темнело, когда мы вышли — семь человек. Каждого я знал, как брата.
— Если вы способны на трое суток превратиться в финнов, — сказал я друзьям, — сделайте это.
Они смеялись.
Перед рейдом я приказал выбросить из карманов курительную бумагу. Разведчика может выдать даже клочок бумаги. Мы взяли трубки. Я сам проверил крепление на лыжах, продовольствие и боеприпасы. В лица я не заглядывал. Для меня их лица были, как открытая книга. Открытая для друга, закрытая для врага.
Вот что должен был сделать наш небольшой отряд: проникнуть в глубокий тыл противника и взорвать железнодорожный мост.
Мы несли с собой тол, много тола, с которым нужно уметь обращаться. Перед нами было озеро, на том берегу — дорога, и эту дорогу нужно было пересечь незаметно для финнов.
Не в первый раз разведчики пытались в этом месте переходить через фронт. Но они не решались идти по озеру — открытое место. Они обходили озеро — и попадались. Но это было открытое место не только для нас. Финны думали: «Кто пройдет по этому озеру, которое, как белая скатерть, лежит перед нами?!»
Мы прошли. Мы выбрали самую плохую погоду на свете. Пурга свистела, мелкий жесткий снег бил в лицо, и сам дьявол, конечно, не разглядел бы нас в маскировочных халатах, которые я приказал выстирать перед рейдом.
Но нужно быть осторожным. За километр мы залегли в снег. Два человека пошли вперед. Они заметили провод на колышках — задень его, и сразу запылают сигнальные шашки: тревога! Перешли провод. К берегу подошли не под прямым углом, а параллельно. Так я приказал. Они подали знак, и мы вышли на дорогу. Теперь нужно было очень хитрить, чтобы белофинны не пошли по нашему следу.
Держа палки на весу (палки скрипят), мы прошли по дороге с полкилометра, а потом сняли лыжи и пешком вернулись назад. Мы, разведчики, хитрые люди.
По тропинке, которая вела в лес, мы тоже прошли пешком. А теперь — на лыжи! Линия фронта была за нами.
Очень трудно идти на лыжах всю ночь, и весь день, и снова всю ночь. Но мы разведчики, нам ничего, что трудно. Мы шли ночь, день, снова ночь. И погода становилась все лучше. Это было плохо. Мы ругались, конечно по-фински.
Вот и станция, а за нею мост.
— Нужно сделать петлю, — сказал я друзьям.— Если по нашему следу идет погоня, пусть погоня пройдет у нас на виду. Тогда мы успеем уйти или убить их, если они нас обнаружат. И мы сделали петлю в два километра и залегли в пятидесяти метрах от своей лыжни, а на флангах выставили дозоры,
