Плетеный Король. Легенда о Золотом Вороне - [48]

Легенда о Золотом вороне

В восемь лет Джек Росси получил урок. Мама была на кухне, ее мягкие ладони разминали тесто для хлеба. Джек видел, что она злится.

– Быть милым и добрым не одно и то же, – сказала она, повернувшись к сыну. – Быть милым – значит быть воспитанным. Воспитанность помогает вести себя правильно. Ты мил с незнакомыми людьми, когда покупаешь в магазине продукты, мило поступаешь с котенком, которого заметил под машиной холодным зимним днем. Ты делаешь то, что положено, тогда, когда от тебя этого ждут, и делаешь это ожидаемым образом, в нужное время.

Мама тыльной стороной ладони стерла со лба мучную пыль, и Джек улыбнулся: она лишь испачкала лоб еще больше. Миссис Росси улыбнулась в ответ и шутливо мазнула его мучным пальцем по носу.

– Доброта – это совсем иное. Быть добрым труднее. Это значит делать как лучше, даже если цена высока. Например, говорить вслух о том, что причиняет боль, ранит и ранит, чтобы не было больно потом. – Она уложила тесто в форму для выпечки хлеба и похлопала ее по бокам, разравнивая содержимое. – Это значит втягивать в себя, пропускать меж зубами яд, когда высасываешь его из раны другого. Потому что яд – это подло, а ты не можешь смотреть, как на твоих глазах гибнет человек.

Джек поднял глаза на маму и задумался над ее словами. Он почувствовал себя очень серьезным и взрослым.

– Помни, зайка: будь добрым, когда придет время, – сказала она и поцеловала его в лоб. – Милым может быть кто угодно.

Следующие девять лет после этого разговора выдались нелегкими, но урок, выученный тогда, пригодился Джеку только сегодня.

Они были в лесу, и Август прожигал его взглядом, вне себя от ярости: глаза налились кровью, сбитые костяшки пальцев вспухли.

Скула горела огнем от заслуженного удара, когда Август попросил его о чем-то важном, а до него дошло не сразу. Отказ ранил Августа, и сейчас ему было больно не меньше, чем самому Джеку.

Никогда прежде Август не поднимал на него руку. Джек вспомнил мамины слова и понял, что настало время принять решение. Можно поступить мило и извиниться – он знал, что сказать, чтобы грудь лучшего друга перестала вздыматься, знал, как остановить злые слезы, блестевшие в уголках глаз Августа. Это проще простого. А можно проявить доброту и вкусить его яд. Дать Августу то, о чем он просил.

Порыв ветра сорвал с деревьев стайку листьев. Они сворачивались и плавно кружили в струе воздуха, как будто дышали в такт с Джеком. Может, и дышали, кто их знает. Он уже не отличал, что есть на самом деле, а чего нет.

Все было гораздо хуже, чем Джек говорил. Видения мучили его не первую неделю – он постоянно видел другой мир, наложенный поверх реального. Когда Август начал замечать неладное и скрывать свое состояние Джек больше не мог, он не выдержал и признался другу, но солгал о частоте приступов. Умолчал о том, что галлюцинации постепенно заполняют все его поле зрения.

Сейчас он видел – а Август нет – землю, покрытую ковром из спутанных лоз, которых в действительности не существовало, потому что Джек о них не спотыкался. Он слышал шум реки, видел Августа, но все остальное окутывала тьма, похожая на лесную чащу: деревья росли так густо, что он, пожалуй, не смог бы протиснуться между ними.

Джек точно знал одно: когда он волновался, галлюцинации усиливались, заслоняя реальный мир. Так продолжалось, пока он не отворачивался и не брал себя в руки. Когда он переводил взгляд обратно, все опять выглядело нормальным, ну, более или менее. Но главное… Джек каждый раз терзался сомнениями, увидит ли реальный мир снова, когда повернется, или навсегда застрянет в мире видений.

Сейчас, когда скула саднила, а сердце стучало как бешеное, он не мог себя контролировать. Галлюцинации обступили его, избавиться от них не получалось. Что бы ни пряталось в чаще, это повергало Джека в холодный пот, поэтому он старался смотреть на Августа. Краем глаза Джек видел птиц, усыпавших ветки всех деревьев; кажется, это были вóроны. С их скелетов свисали перья и клочья мяса, вороны гнили заживо, но сотни глаз сохраняли ясный блеск и неотрывно наблюдали за Джеком и Августом. Вороны почти не шевелились, лишь изредка точили клювы о ветки или вертели головами, реагируя на движения людей. Они вели себя так странно, так не по-птичьи, что Джек отвлекся на это зрелище. Лишь на секунду он отвел взгляд от друга, а когда посмотрел опять, тот исчез и на его месте стоял незнакомец с лицом Августа.

В этой версии Август был облачен в самодельные кожаные доспехи, изрядно поцарапанные, местами залатанные. Некоторые элементы выглядели старее других, точно достались ему от прежних владельцев. Одежда, видневшаяся из-под доспехов, тоже была сильно поношенной, чиненой-перечиненой. Джек пожалел, что не может осязать предметы в этом мире, ведь он знал, что ткань на ощупь окажется такой же мягкой, как на вид. Этот Август во многом походил на реального, разве что выглядел чуть грубее. Черные волосы, которые настоящий Август с утра тщательно причесал, у этого вились непослушными кудрями. Под глазами пролегли темные круги, и, хотя лицо у него было сердитое, он плакал.