Плетеный Король. Легенда о Золотом Вороне - [46]

Шрифт
Интервал

– Когда мы будем свободны и оправимся от всего этого, ты будешь со мной? – выдохнул он. – Ты останешься?

Охранник забарабанил в дверь. Джек, вздрогнув, отпрянул и показал в окошко вскинутые руки. Им все еще владело смятение и желание, и он был все так же прекрасен и распахнут навстречу Августу. Август непроизвольно потянулся к нему, однако Джек покачал головой и поднялся; дверь в палату начала открываться.

– Мне пора уходить. Но я за тобой вернусь, – пообещал Джек.

– Мистер Росси, время вышло.

– Я вернусь за тобой. Верь мне.

Дверь за ним громко захлопнулась, и Август вновь остался один в темноте.

Белизна

В больничной палате ему оставалось провести еще три недели. Некоторые дни проходили быстро, другие растягивались на годы. Каждое движение давалось с трудом – многотонная вялость словно бы придавливала к земле. Как дышать, если легкие будто бы стиснуты цепкими руками? Как что-то разглядеть, если с неба сбили солнце?

Иногда Август бродил по коридорам. Ему больше не запрещалось выходить из палаты, поэтому он гулял по больнице, смотрел и запоминал. Бумагу тоже разрешили, а ручку он стащил в кабинете доктора Чо и теперь порой даже писал. Получалось пока не очень, но он надеялся, что со временем дело пойдет лучше.

Может, он вообще опустит эту часть и просто напишет о приключении. Что-то вроде книжки для детей. Все внимание уделит тайнам и волшебству, а про огонь, голод и страх писать не будет. Пускай это останется между ним и Джеком. Лет через пятьдесят они пошепчутся об этом в темноте, за бокалом виски и дорогой сигарой. Вспомнят это как одну из множества мелких невзгод, запечатанную и отправленную туда, где умирает история. А сказка останется нетронутой и прекрасной, как то осеннее утро, когда они впервые увидели фабрику игрушек. Заколоченную досками, невредимую.

Письма

Перед самой выпиской ему отдали письма, которые все это время от него скрывали. Одно от Роджера, второе – пухлый конверт от Рины. Сперва он прочел письмо Роджера.

Дорогой Август,

Питер говорит, ты вряд ли пожелаешь с нами общаться. Наверное, он прав, но мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто мы держим на тебя обиду или забыли про тебя. Понимаю, мы бываем немножко… ну, не знаю. Но Питеру не все равно, даже если он строит из себя умника и крутого парня.

Короче, фабрику игрушек забили досками насовсем, мы с Питером сами видели. Поставили табличку «Сдается в аренду» и все такое. Несколько недель народ только об этом и говорил. Вокруг фабрики крутились детишки – типа там водятся призраки. Я рад, что ее заколотили. Тебе наверняка не понравилось бы, если бы туда все еще можно было попасть.

У остальных все хорошо. Горди приняли в Йель. Вот это сюрприз, да? Мы с Питером поступаем в университет Брауна, а Алекс решила остаться и найти работу в соседнем городке. Она просила тебе передать, что напечет целую гору маффинов, как только ты вернешься.

Не знаю, разрешают ли тебе отправлять письма, но если да, может, ответишь мне?

Твой друг Роджер

Август убрал листок в конверт и взялся за письмо Рины: вырванную из тетради страницу со смазанным отпечатком губной помады в уголке и пятнами кофе по краям. Кроме того, он обнаружил в конверте одинокий чайный пакетик: именно этот пряный черный чай всегда пила Рина.

Джек вернулся ко мне.

Я переехала на другую квартиру. Ковер там мягче, и уличные фонари по ночам не светят в окна.

Возвращайся домой.


Please, Let Me Get What I Want

[26]

– Вот ваши личные вещи: рюкзак – одна штука; содержимое рюкзака: свитер, ветошь – три куска, зажигалка, мобильный телефон, блокнот, карандаши – десять штук, бумажник; в бумажнике две автобусные карточки и деньги в сумме тридцать пять долларов и три цента. Ваша уличная одежда. Переодеться можно в палате, но после этого вы должны находиться в вестибюле. Больничную форму можете сдать на стойку регистратуры.

Август сбросил больничные штаны и натянул джинсы, в которых его сюда привезли. По сравнению с тканью пижамы деним показался ему жестким, и от джинсов до сих пор воняло гарью. И все-таки в обычной одежде он почувствовал себя гораздо комфортнее.

– Всего хорошего, Август. Удачи!

Он вежливо помахал рукой в ответ. Эту санитарку он не знал, но за добрые пожелания был признателен. Порывшись в рюкзаке, Август выудил со дна мобильник и включил его. Быстро набрал домашний номер. Он ожидал услышать голос автоответчика, но трубку сняла мама. Он сбросил звонок и немедленно набрал Джека. Занято.

Август захлопнул телефон и уселся в одно из мягких вестибюльных кресел. Подтянул колени к подбородку, положил голову на руки, спрятав лицо. Может, ему просто пойти домой? Мама, скорее всего, сидит себе в подвале и смотрит телевикторины, как будто ничего не случилось.

Перерок

Август судорожно вздохнул и посмотрел на свет. Он уже задремал, а проснулся от того, что кто-то коснулся его головы. Чужие пальцы ласково погладили его по волосам, а потом вдруг грубо схватились за них и больно дернули голову назад. Плетеный Король склонился над ним и прижал лоб к его лбу.

Август радостно взвизгнул от облегчения. Он вскочил и вцепился в Джека, словно матрос, в бурю цепляющийся за мачту. Джек удивленно рассмеялся, а потом зашипел: «Тс-с, тс-с», и резкая боль его хватки успокаивала Августа.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Замри

После смерти своей лучшей подруги Ингрид Кейтлин растеряна и не представляет, как пережить боль утраты. Она отгородилась от родных и друзей и с трудом понимает, как ей возвращаться в школу в новом учебном году. Но однажды Кейтлин находит под своей кроватью тайный дневник Ингрид, в котором та делилась переживаниями и чувствами в борьбе с тяжелой депрессией.


Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной

Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.


Скорее счастлив, чем нет

Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.


В конце они оба умрут

Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.