Плененный принц - [7]

Между регентом и его племянником не нашлось никакого внешнего сходства. Регент был представительным мужчиной за сорок, тучным, с массивными плечами. Темно-каштановые волосы и борода никак не намекали, что они с белокурым Лораном могли вырасти на одной ветви семейного древа.

Регент мельком осмотрел Деймена.

— На рабе видны побои.

— Он мой. Я могу с ним делать, что захочу.

— Не можешь, если хочешь забить его до смерти. Это недопустимо для дара короля Кастора. У нас с Акилосом договор, и я постараюсь, чтобы он не был подвергнут опасности сиюминутной прихотью.

— Сиюминутной прихотью, — машинально повторил Лоран.

— Я ожидаю, что ты будешь уважать наших союзников и заключенный договор, как и все мы.

— Значит, в договоре говорится, что я должен возлечь с отбросами акилосской армии?

— Не глупи. В постель бери кого хочешь, но цени дар короля Кастора. Ты уже сумел уклониться от своего долга на границе. Но обязанностей при дворе тебе не избежать. Найди рабу подходящее занятие. Это мой приказ, и я надеюсь, что ты подчинишься.

На мгновенье показалось, что Лоран возмутится, но он сдержался и вымолвил лишь:

— Да, дядя.

— Теперь пойдем. Не будем больше к этому возвращаться. К счастью, мне сообщили о твоих действиях до того, как они могли бы стать причиной серьезного беспокойства.

— Да. Как хорошо, что вам сообщили. Мне бы не хотелось причинять вам беспокойство, дядя, — сказал Лоран учтиво, но что-то такое крылось за этими словами.

Регент ответил таким же тоном:

— Рад, что мы понимаем друг друга.

Их уход должен был бы стать облегчением, как и вмешательство регента в дела племянника. Но Деймен вспоминал выражение в голубых глазах Лорана, и хотя его оставили в покое и остаток ночи больше никто не тревожил, он никак не мог решить, улучшила ли милость регента его положение или ухудшила.

Глава 2

— Регент был здесь ночью? — безо всяких вступлений обратился к Деймену давешний бородатый мужчина с многочисленными кольцами на пальцах. Когда Деймен кивнул, тот нахмурился — две морщины пересекли лоб. — В каком настроении пребывал принц?

— В замечательном, — ответил Деймен.

Мужчина тяжело посмотрел на него. Он прервался, чтобы дать короткий приказ слуге, убирающему остатки трапезы Деймена. Потом продолжил разговор:

— Я — Радель. Я — смотритель. Я поясню лишь одно. Мне сказали, что в Акилосе ты напал на стражу. Если сделаешь это здесь, я прикажу опоить тебя, как на борту корабля, и ты будешь лишен многих привилегий. Ясно?

— Да.

Еще один суровый взгляд, словно его ответ показался подозрительным.

— Присоединиться к дому принца большая честь для тебя. Многие желают заполучить такое место. Из-за чего бы ты ни впал в немилость на родине, это даровало тебе привилегированное положение здесь. Даже за одну возможность ты должен на коленях низко кланяться в благодарность принцу. Позабудь свою гордость, как и жалкие заботы твоей прошлой жизни. Ты существуешь лишь за тем, чтобы угождать наследному принцу, который взойдет на трон и будет править этой страной как король.

— Да, — ответил Деймен, стараясь выглядеть благодарным и согласным.

Проснувшись, он не ощутил замешательства по поводу того, где находится, в отличие от вчерашнего дня. Память была ясная. Его тело из-за побоев воспротивилось движению, но Деймен, быстро оценив свое состояние, рассудил, что боль вовсе не страшнее той, что он иногда отделывался на тренировочном плацу, и отмахнулся от нее.

Пока Радель говорил, он услышал звуки незнакомого струнного инструмента, наигрывающего вирскую мелодию. Музыка доносилась сквозь резные отверстия в дверях и окнах.

Ирония заключалась в том, что в какой-то степени описание Раделем его положения как привилегированного было правдивым. Его не закрыли в дурно пахнущей камере, одурманенного и связанного, как на корабле, о чем смутно напоминала память. И эта комната не затерялась в казематах, а являлась частью крыла королевских петов. Деймену подали еду на позолоченном блюде на искусно выложенных листьях, а поднявшийся вечером легкий ветерок сквозь ширмы на окнах донес нежные запахи жасмина и плюмерии.

Только это была тюрьма. Шею сжимал ошейник и цепь, и Деймен оставался один, среди врагов, во многих милях от дома.

Первой привилегией стало то, что ему завязали глаза и под конвоем отвели в купальни вымыть и подготовить — ритуал, с которым он уже познакомился в Акилосе. Дворец вне его комнаты остался скрытой повязкой тайной. Струнная мелодия на короткий срок стала громче, а потом превратилась в едва слышное эхо. Один-два раза он слышал тихие мелодичные голоса. Один раз смех, мягкий и добрый.

Когда его вели по гарему, Деймен вспомнил об остальных акилцах, дарованных Виру, и ощутил возрастающее беспокойство о других. Не знавшие трудностей акилосские дворцовые рабы будут явно сбиты с толку и уязвимы — не обученные навыкам позаботиться о себе. Они вообще могли говорить со своими господами? Их учили разным языкам, но вирскому — едва ли. Отношения с Виром были ограниченными и, до приезда советника Гиёна, в основном неприязненными. Деймен говорил на вирском по единственной причине — настоянию отца, считавшего, что принцу учить речь врага так же важно, как и речь друга.