Племя вихреногих-3 - [29]

Глядя на то, как жадно немцы жрут, Димка поморщился — дела с едой тут обстояли неважно. Никто не голодал, конечно, но и особенной сытости не было, пусть и потому, что на такой еде не разожрешься. А немцы жрали буквально за троих каждый, словно их сутки не кормили… но ведь, скорей всего так оно и было…

Димка вспомнил, как они сами неслись по этому проклятому лесу, спеша убраться подальше от замогильных стонов Червя — и передернулся. Но у них, по крайней мере, были запасы еды, позволявшие убегать хоть на сытый желудок — а немцы, похоже, бежали вообще налегке, не останавливаясь даже затем, чтобы поохотиться или нарвать каких-то фруктов. И он вполне мог их понять…

* * *

Нажравшись, немцы сразу осовели и обмякли, физии их как-то разгладились — страшноватое, чего уж там, выражение звериной готовности отбиваться сразу от всего исчезло с них и Димка невольно подумал, что старинный обычай немедленно кормить гостей не на пустом месте взялся — голодный гость страшней лютого волка…

Ежу ясно было, что больше всего сейчас немцам хочется завалиться спать и продрыхнуть сутки, как минимум, но вся наличная общественность, не исключая и самого Димки, с нетерпением ждала их рассказа — и они не стали её разочаровывать…

— Четыре дня назад мы спасли мир, — явно без излишней скромности заявил Генрих. Вокруг, разумеется, тут же поднялся шум — удивленный и растерянный. Дождавшись, когда он затихнет, немец продолжил — едва ли не торжественно: — Хоруны направлялись на запад, чтобы предаться Червю и тем освободить его. Но мы — мы уничтожили их, хотя многие из нас погибли!

По рядам собравшихся раскатился ликующий вой — бесконечное ожидание "ответного визита" Хорунов изрядно вымотало всем нервы — но в груди у Димки ёкнуло. Гуманист сраный, зло подумал он про себя. Сминдальничал, пожалел гадов — и едва не погубил весь мир. И, если бы не…

Он взглянул на Генриха. Немец тоже смотрел на него. И совсем не сонно. Довольно зло на самом деле и в груди у мальчишки снова ёкнуло. Конечно, по дороге сюда немцам уже успели рассказать о "вдохновителе наших побед" и о том, что именно он, Димка, решил отпустить пленных. Не подумав, прямо скажем, к ЧЕМУ это может привести. И теперь они все — в долгу у немцев. В неоплатном долгу, на самом-то деле. И вот это было очень, очень неприятно. В основном потому, что он, Димка, устроил всю эту ситуацию единственно по своему слабодушию. Которое сослепу принял за благородство. И другим пришлось проливать кровь, пришлось гибнуть, чтобы исправить его, Димки Светлова, ошибку… Не насовсем, слава богу — иначе, наверное, он вообще не смог бы жить — но так погано ему не было, наверное, ещё никогда в жизни…

Тут же он вспомнил, что жить ему в любом случае придется — и от этой мысли ему стало ещё гаже. Димка никогда не представлял, что станет жалеть о недоступности смерти, как последнего выхода — однако же пришлось. Лишь теперь он понял, что этот мир, при всей его внешней несерьёзности и даже сказочности, намного, намного более жесток, чем его родной. Из него нет выхода — то есть, никакого и совсем. Чтобы он тут ни натворил — ему придется с этим жить и жить, и не дай ему боги сотворить что-то такое, после чего он не сможет жить — и не сможет умереть…

* * *

Задумавшись, Димка не сразу заметил, что немцы куда-то исчезли. Впрочем, вскочив и покрутив головой, он тут же обнаружил, что они угодили в руки девчонок — те, ясное дело, не могли пройти мимо увечных и калеченых…

В душе снова шевельнулось раздражение, но его Димка благополучно подавил. Это и вовсе было глупое, бессмысленное чувство, на которое уж точно не стоило тратить сил и времени. Особенно имея перед носом куда как более серьёзные проблемы. Например то, что теперь очень многие начнут думать о том, что он, Димка — попросту слизняк, который не решился сделать то, что нужно было сделать. А это было чревато пусть и не переворотом — всех здешних боевых ребят Димка числил в друзьях — но тем, что народ просто плюнет на него и разойдется. И тогда его планам — конец. С двумя или тремя десятками ребят ему никогда не отбить Столицу у Метиса, не освободить девчонок, а тогда…

Димка яростно помотал головой, словно стараясь вытрясти из неё эти мысли. Думать о том, что он попросту боится лишиться власти было противно. Но он таки боялся. И ещё, ему не нравилось, что совершенно натуральные недобитые фашисты вылезли в спасители мира — в этом было что-то, категорически неправильное. Хотя, если подумать, как раз в этом он был виноват сам…

Димка вдруг понял, что идет назад, на пляж, — ему надо было обдумать случившееся, и не посреди шумной толпы. Но идет вовсе не один — за ним увязались Борька, Юрка, Сашка, Максим — в общем, все бывшие тут земляне. И не только они. К ним присоединился Игорь — и, разумеется, Вайми. Последний понятно не затем, чтобы что-то обсудить, а просто погреть уши. Имелась у него такая привычка — появляться там, где говорят, но самому не встревать, а только слушать, словно радио. Впрочем, радио-то тут как раз нет и порой Димка думал, что привычка эта не такая уж плохая…

Тем не менее, ему захотелось шугануть Астера — просто по привычке — но на сей раз Димка сдержался. Остановило его воспоминание о том, что не так давно он уже послал Вайми — вместе с Максимом! — в дикий лес и ничего хорошего из этого не вышло, чуть не испортил всё совсем…