План Диссертанта - [24]

8. Определенность

Последующим за покушением утром ничего не случилось. Тело убийцы испарилось по щучьему веленью. Тойво не пытался делиться с кем бы то ни было ночными событиями. Его тоже никто не донимал.

Конечно, наличествовал некий заговор, в котором участвовал коррумпированный ночной надсмотрщик, заинтересованный родственник Исотало и заинтересовавшийся незадачливый убийца. Хотя у того могло все получиться, если бы не случайная фраза следователя Юсси, да готовность самого Тойво к разного рода неприятностям.

Ну, что же, если за дело взялись родственники реальных и мнимых жертв, к ним подтянутся знакомые — да все, кому ни лень, тоже запросто воспылают праведным гневом. Вот и получится общественный резонанс: мочи козлов! Точнее — козла по имени Тойво Антикайнен. Всем народом потребуют: распнуть его во имя общего блага. Будет ли Маннергейм изображать из себя Пилата? Конечно, будет.

Только вот сам Антикайнен никак не годится на роль того, кого можно прибить гвоздями ко кресту.

Ему хотелось сохранить в себе ту часть своего бытия, которая, увы, уже покинула этот мир. Ну, а если вся прочая нынешняя реальность отторгает его самого — значит, это просто не его мир. И плевать на это.

Он не хотел терять то чувство, которое когда-то дарила ему Лотта. Именно оно — не деньги, не власть — раскрывает глаза на этот удивительный и чудесный мир. Так уж судьба распорядилась, что ему довелось потерять самую дорогую женщину в этой жизни, но и в мрачных пределах хаоса, что лежат по ту сторону смерти, найти Лотту не удалось. Ее не было там, где клубилась Война Мертвых.

Тойво разработал себе дневной план, в который входило много физической нагрузки в ограниченном пространстве, чтение и заучивание наизусть всех материалов его дела. В конце-то концов, должны же они появиться, иначе все значение готовящегося процесса не имеет никакого смысла.

Ему не разрешалось получать посылки с воли, запрещены были свидания, также, как и прогулки в тюремном дворике вместе с прочими арестантами. Как-то жестко взялись за него. Отчего-то гуманизмом и цивилизацией пренебрегали, будто их и не было в помине. Задворки Европы смердели насилием и лицемерием.

Единственным звеном, которое связывало Антикайнена с прочим миром, был шведский адвокат Арвид. Действительно, со всеми натяжками следователя Юсси к таким связям приравнять было нельзя. Однако через Рудлинга начала поставляться такая мощная поддержка, что изначально превратно самоуспокаивающая мысль — «ты не один» — крепла и даже обнадеживала.

Красному Кресту по большому счету сто раз наплевать, кто такой Антикайнен и как ему в застенках живется-можется. Но когда кто-то со стороны — не важно какой — предлагает совершить жест, так сказать, доброй воли по вполне понятным гуманистическим соображениям, Красный Крест реагирует. Влияния и авторитета у этой международной организации очень даже много, а если некие пожертвования окупают не только интерес к означенной персоне, но и позволяют еще как-то улучшить внутреннюю финансовую мощь, то можно не сомневаться: помощь придет.

Арвид, чья финансовая поддержка не зависела от политических веяний и настроений толпы в суверенной Финляндии, работал, как человек, привыкший преодолевать трудности. Конечно, такое свойство характера сформировалось под влиянием ежедневных занятий спортом. Кто-то, вероятно, считает иначе: потому что привык бухать до посинения, потому что читает правительственные газеты, потому что из кожи вон лезет для того, чтобы не нажить врагов. Наверно, эта точка зрения пьяниц, тех, кого называют «силовиками» и депутатов всех мастей. Но их мнением можно пренебречь, как отражающим политический момент, но не отражающим реальность. Ну, а алкоголики — это и вовсе не наш профиль.

Тойво очень хотел верить в то, что за этой поддержкой стоит старый друг Вилли Брандт, он же Отто Куусинен. Пожалуй, это был единственный человек, которому хотелось верить. Еще есть Лииса, и она обещала ждать. Но она женщина, так что трудно предугадать ее поступки.

Адвокат пока довольствовался не всеми материалами, которые готовились против его подзащитного. Понятие «государственная измена» позволяла многое выносить за скобки, но это также сигнализировало о том, что быстрого процесса не получится.

— Кроме общего обвинения будет еще несколько эпизодов, — сказал он Тойво. — Там будет больше конкретики, там мы сможем пободаться.

Антикайнен улыбнулся. Улыбка получилась невеселая.

— Ты вот скажи мне, Арвид, — обратился он к своему защитнику. — Если генеральный прокурор Плантинг, а также заместитель его Хонка всерьез уверены, что смертельного приговора не избежать, зачем нужны какие-то эпизоды?

— Тут дело даже не в вас, — ответил адвокат. — Приговор к смертной казни на самом деле просто слова. Вот когда это дело осуществится — тогда это уже дело. Им важно показать, что такой приговор должен быть не только по политическим мотивам, но и по ряду вполне уголовных дел.

— Это что за такие уголовные дела? — удивился Тойво.

— Да по сути любые дела, что рассматриваются в суде — уголовные. Некоторые гражданские процессы по своим решениям бывают гораздо жестче, нежели при уголовном расследовании. Так что все, что они решат предъявлять, будет носить криминальный, а не какой иной оттенок. Вы должны быть именно преступником, чье поведение — угроза любому члену общества. Да что там говорить — угроза любому обществу.