План Диссертанта - [22]

— Да нет, я не против, — покачал головой Тойво. — Напомните мне, что мне пытаются вменить?

— Государственная измена, — ответил Арвид. — Но, как думаю, не только. Тем не менее не стоит волноваться. Пока все только предварительно.

— А что у нас за государственную измену?

— Смертная казнь, — не задумываясь, ответил Рудлинг и неловко кашлянул.

— Ну, да, — улыбнулся Антикайнен. — Не стоит волноваться.

На самом деле мера наказания, которую озвучил его адвокат, не произвела на Тойво никакого впечатления. Трудно было ожидать чего-то либерального, пожизненного заключения, хотя бы.

Когда он вернулся в свою камеру с койкой в два яруса — он был единственным постояльцем — некоторое время он ходил из угла в угол. Не потому, что отчаянно искал выход, а потому что так лучше было отойти от цепей.

«Ну, не стоит бить ушами по щекам,» — подумал Антикайнен. — «Все будет так, как это должно быть».

Не успел он справиться со скудным обедом, который был не в пример лучше, все-таки, чем те помои на Соловках, как за ним опять пришли. Опять цепи, опять поход в ту же камеру, именуемую «Идет допрос». Кто-то написал бумажку и приклеил, а потом ни одна сволочь не потрудилась снять.

На этот раз за столом сидел Юсси. Но это уже был не тот Юсси, что встретился ему перед предварительной камерой. Это был маленький уверенный в своих действиях человек, который мог принимать решения. Даже костюм от пьяного портного куда-то подевался, выглаженный и подогнанный, он теперь сидел вполне приемлемо. Вероятно, и в личной жизни у него стало лучше: ныне он норовил укусить исподтишка собаку-таксу, ответил тем же действием на оплеуху жены, что привело к повышению уважения среди детей.

Словом, Юсси воспрянул, как птица Феникс. Что характерно — пить он не перестал, он перестал напиваться. Алкоголь в приподнятом состоянии духа способствует радости жизни. Так не считал никто из умников того времени, так считал сам Юсси.

Он отработал все положенные формальности: имя, фамилия, где и когда родились — и произнес:

— Второго следователя не будет. Так что и плохой, и хороший — это я один. Будем работать.

Юсси был по натуре клещ, вцепившись — уже не отпускал, пока не высасывал необходимую информацию. Но и Тойво не был испуганным гимназистом. Поэтому все сведения следователь добывал на стороне. Антикайнен не обращал на его потуги внимание. Но Юсси не отчаивался. Его можно было ненавидеть, как врага, но недооценивать было нельзя.

С первого допроса они разошлись, как в море корабли: никто ничего лишнего не сказал, никто не перешел черту, которая негласно была выверена каждой из сторон.

— У меня к вам претензий нет, — сказал Юсси. — Я не одобряю людей, доставляющих определенные беспокойства всей нашей государственной системе.

— У меня к тебе претензий нет, — сказал Тойво. — Просто работа у тебя такая. Я не считаю ее полезной, даже больше — я считаю ее вредной.

Весь диалог велся спокойным тоном, будто два случайных посетителя пивного заведения коротают время за обсуждением сортов выпивки.

— Вы убивали людей?

— Все, кто воевал, убивали людей.

— Что вы делали после убийства Исотало?

— Когда я убил Исотало?

— Отвечайте на мой вопрос.

— Попал в тюрьму.

Юсси, никак не проявляя себя, что-то долго писал в своих бумагах.

— Когда вы оказались в тюрьме? — наконец, спросил он.

— 6 ноября 1934 года, — пожал плечами Тойво. Цепи на нем позвякали усталым глухим звоном.

Юсси опять что-то долго писал.

— Вам бы надо сотрудничать со следствием, — оторвавшись от бумаги, произнес он.

— Надо бы, — согласился Антикайнен. — Но как-то не хочется.

Они посмотрели на небо через маленькое зарешеченное окошко под самым потолком. Оно было синим.

— Вам может быть зачтено сотрудничество для смягчения приговора, — объяснил Юсси.

— Понимаю, — ответил Тойво. — За государственную измену самое смягчение — если матрас подложат, когда тело упадет.

— Какое тело? — не понял тот.

— Расстрелянное, — неожиданно громко сказал заключенный, отчего его собеседник вздрогнул, едва не подпрыгнув на своем месте.

— Думаю, на сегодня достаточно, — следователь собрал свои бумаги в стопку и посмотрел на сидевшего перед ним заключенного. — Жалобы, пожелания есть?

— Есть просьба. Пусть мне принесут книги из тюремной библиотеки. Только хочу предупредить, чтобы «Капитал» Маркса, либо собрание сочинений Ленина не тащили.

— Хм, — сказал Юсси. — А больше ничего в этой тюрьме и нет. Только Маркс, Энгельс и Ленин. Еще Троцкий.

С тем и разошлись. Правда, книгу ему принесли, не успел еще ужин закончиться. Это был «Айвенго» сэра Вальтера Скотта.

Обычная для Советской России практика ночных допросов здесь пока не применялась. Но это ненадолго: карательные органы везде действуют по одному шаблону.

Что-то беспокоило Тойво после разговора со следователем. Нет, не то, что тот, собрав весь свой потенциал, копытом землю роет, копая под него, несчастного — пусть копает, ему за это деньги платят. Что-то другое, что мимолетом прошло, но могло оказаться важным.

Антикайнен пытался вспомнить все свое общение, слово за словом. «Сотрудничество, государственная измена, библиотека, тюрьма, Исотало», — мысленно перечислял он отложившиеся в памяти моменты. Ничего подозрительного.