Пламя и ветер - [5]

Ганги-данги, цветики,

ганги-данги, бабочки,

синенькие птички,

данги-ганги!

Что поделаешь, ребенок!

Взмахивая руками, как крылышками, она танцевала и подпрыгивала, стараясь, чтобы никто, кроме мамы, не видел ее. Маме можно, она не мешает.

Песенки и танцы были главной радостью ее детства.

— Жаворонок ты мой! — говорила мать и обнимала ее так крепко, что у дочки захватывало дух.

Девочка любила убегать в лес и луга, забиралась в кусты, играла на выбитой колее полевых дорог, в прибрежных зарослях над ручьями, порой даже не откликаясь на зов матери, не слыша его, увлеченная игрой.

Девочку звали Иоганой. Но об этом она узнала, только когда начала ходить в школу, потому что дома все ее называли Жанетта.

Когда они останавливались в Некмерже, учитель вызвал однажды мать и, называя ее пани Гарвановой, — вот именно — пани Гарванова! — стал уговаривать послать Жанетту в Прагу. Мол, там он найдет для девочки опытную учительницу, — он сам любитель музыки, и у него есть много знакомых музыкантов, — Жанетте надо учиться, у нее редкий голос и абсолютный слух, из нее выйдет замечательная певица.

— Мамочка, мне так хочется. Ну, мама!

И черноволосая девчушка умоляюще сложила руки.

У матери слезы навернулись на глаза. Мыслимое ли дело! Учение стоит огромных денег, а у нас их и так вечно не хватает. Да и не в том только дело, что нечем платить за ученье, Жанетта не маленькая, должна помогать семье, она нужна дома. Всего в цирке, кроме супругов Гарвановых, еще трое детей и трое чужих мужчин, если считать старого Резека. Гарвановы и без того ломают себе голову: как добыть денег на пропитание.

Что поделать — кем бы только ни могли стать молодые люди, да не стали, приходится браться за что попало, как жизнь заставляет. Так уж повелось на свете, и никто этого не изменит.

Ружена Гарванова была признательна учителю за добрый совет и вообще за то, что он так внимательно отнесся к ее девочке. До сих пор никто не удостаивал их такой чести. Ружена хотела было даже поцеловать ему руку, как священнику, но учитель не позволил и только нахмурился. Ему стало ясно, что он напрасно уговаривал мать этой удивительно музыкальной девочки. Когда они прощались, уходя из школы, он едва кивнул им в ответ.

— Почему ты не хочешь послать меня в Прагу, мама?

— Не выматывай мне душу! — в сердцах воскликнула мать.

Она и сама понимала, что дочь могла бы стать певицей и танцовщицей и жить припеваючи. А из старшего сына Иеронима вышел бы превосходный скрипач. С пяти лет мальчик играл на скрипке, которую они выменяли у цыгана! И как играл! Послушаешь — сердце радуется.

Но однажды старенькая скрипка выпала из фургона, прямо под колеса! Погиб ценный инструмент, а на новую скрипку денег уже не нашлось.

— Мам! А почему я выматываю тебе душу?

— Потому, что хочешь меня бросить. В Праге ты жила бы как птичка в клетке, а здесь... здесь ты... на свободе.

— А что такое свобода, мама?

Как объяснить ребенку? Мать помолчала, подумала, придумать ничего не смогла и объяснила так, как ей самой объясняли в детстве:

— Ну, понимаешь, ты свободна, как птичка. Расправишь крылышки и летишь, летишь.

— Как птичка? А куда же я полечу? — удивилась Жанетта.

Мать умиротворенно улыбнулась.

— Куда хочешь, хоть в облака, мой ангелочек. Или еще выше.

— Еще выше? К звездам? — с интересом спросила Жанетта. Глаза у нее засияли, но тут же огонек в них угас, и она сказала укоризненно: — Мама, и все ты врешь!

— Ну, если не полетишь, так побежишь куда вздумается, дурашка, — уже без улыбки добавила мать. — И пора бы тебе знать, что мама никогда не врет.

— А зачем вы меня зовете Жанеттой, если крестили Иоганой?

— Сколько раз я тебе объясняла, а ты все не запомнишь! Совсем как твой отец, он тоже кой-чего никак не упомнит. Жанетта это по-французски. Тебя назвали в честь твоей прабабки, она была внучкой французского генерала Гордона.

— Гордон! Гордона я знаю! И люблю про него слушать, когда ты рассказываешь. Он убежал из Франции в Чехию, и тут его семья разорилась. А если бы не разорилась, тогда что, мама?

— Тогда его внучка Жанетта, наверное, не вышла бы замуж за твоего прадедушку. Богатая невеста не пойдет за бедного чешского кукольника.

— А почему чешские кукольники бедные, мама?

— Почему да почему, заладила одно! Потому, что кончается на «у». — Но мать смягчилась. — Вечно ты пристаешь! Откуда мне все знать?

— А красивая она была, внучка генерала? Наверное, красивая. Правда, красивая, а, мама?

— Ну конечно, — весело кивнула мать.

— А почему нашего Иеронима так назвали?

— Ну, в честь такого же черноволосого, как и он, поняла? — Ружена улыбнулась и погладила дочку по голове.

Школа находилась на краю местечка Рожице, а бродячий цирк семьи Гарвановых расположился на другом конце его, сразу за амбарами, на общинном лугу. Здесь они выступали уже неделю, зрителей стало мало, и завтра цирк поедет дальше.

Цирк — два фургона и пять лошадей — назывался «Цирком Зруцкого» в память покойного мужа Ружены и записан был на его сына Иеронима. Цирк был не из числа прославленных — взрослых зрителей не очень-то привлекали его «мировые аттракционы». Гарвановы больше рассчитывали на дневные представления для детей. Остановившись на неделю в каком-нибудь местечке, они обычно устраивали три представления — в четверг, субботу и воскресенье. Если неожиданно цирк имел успех, они задерживались еще на несколько дней.