Пламя и ветер - [6]

— Чего хотел от вас учитель? — спросил Гарван, когда жена и дочь вернулись из школы.

— Хотел, чтобы мы послали Жанетту в Прагу учиться, из нее, мол, выйдет знаменитая певица.

Гарван сделал серьезную мину, потом расправил усы и захохотал.

— Что? Что из нее выйдет? Ха-ха-ха! Ох уж эти учителя! Вообще на кой черт они нам сдались? Только детей мучают!

Жена сердито поглядела на него.

Заметив это, он перестал смеяться.

— Ну, а ты что — хотел бы я знать? Что ты ему сказала? Надо думать, не поддакивала.

— А то сказала, уж коли ты хочешь знать, что если бы отец Жанетты умел зарабатывать, как зарабатывал мой первый муж, я бы охотно послала дочь учиться. А сейчас не могу, потому что мы просто нищие.

— Нищие! Нищие! — закричал директор цирка Гарван, яростно стиснув кулаки. — Если продать все наше имущество, можно купить и дом и поле.

— Наше имущество! Нет у нас никакого имущества, все принадлежит Иерониму. Чего ты вечно прикидываешься, будто не знаешь об этом!

Разговор, как обычно, кончился пререканиями и ссорой.

2

Ченек Гарван в молодости выучился кузнечному ремеслу. Только он стал подмастерьем и скопил наконец себе на новую одежду — прежде-то он ходил совсем оборванцем, — его взяли в солдаты.

Служил он сперва в Галиции, потом в Венгрии, в драгунах, и очень ему здесь нравилось. Он дослужился до унтер-офицера, а потом дал себя уговорить и остался на сверхсрочную службу. Вскоре его перевели в гвардейский полк в Брандыс над Лабой, там он ходил за лошадьми баронских и графских сынков. Чаевые ему доставались такие, что самому хватало и других мог угостить! Не жизнь была, а малина, девчонки так и липли к Ченеку. И вдруг, черт подери, война! Бароны, графы и князья сразу убрались из полка, словно их ветром сдуло, а в бой под Стршезетицами погнали серую скотинку. Гарван там был тоже, его ранили в ногу и взяли в плен. Ногу ему залечили, и он потом лишь слегка прихрамывал, но государь император все же уволил его с военной службы, и драгунский капрал снова стал простым кузнецом. Как побывавший в плену, он даже медали не получил. Ну, конечно, после восьми лет в казармах, а главное, в седле, на плацу да в конюшнях, кузнечное дело пришлось Гарвану не по вкусу. Жениться? Ему? Да и какая невеста пойдет за жениха, который гол как сокол?

Несколько лет Гарван скитался по деревенским кузням и был безмерно рад, когда наконец владельцы цирка, братья Ямберовы, взяли его к себе шталмейстером. Должность эта была чуть повыше конюха, жалованье неважное, зато полагалась красная ливрея с золотыми пуговицами и белые перчатки; на каждом представлении можно было щегольнуть статной фигурой. Гарван выводил лошадей на манеж и уводил их в конюшню.

— Будь ты помоложе, — обронил как-то Фернандо Ямбера, — ты мог бы стать борцом и загребать кучу денег.

Его брат Лоренцо, окидывая Ченека наметанным директорским глазом, молча кивал.

Быть цирковым борцом! На глазах затаившей дыхание публики класть противника на лопатки!

Мысль об этом не давала покоя Гарвану. Он стал мериться силой с атлетами, гастролировавшими в их цирке. Те потешались над ним и относились к нему как к глуповатому увальню. Но прошло время, и Гарван настолько овладел искусством цирковой борьбы, что рискнул участвовать в состязаниях на крупный приз. Приз, разумеется, заплатили куда меньше объявленного, хотя и вручали его в присутствии почтеннейшей публики: по предварительному уговору Гарван и другие победители получили лишь десятую долю суммы; но и это было куда больше его жалованья.

Над Гарваном посмеивались, а он и ухом не вел. Сам Фернандо предостерегал его, но Гарван не слушался никого: он выступал и выступал, удивляя своей силой известных в Европе борцов. Вот он уже грозил трем прославленным чемпионам. Владельцы цирка настойчиво уговаривали его: уймись, Гарван, поддайся, дай положить себя на лопатки. Ченек долго ломался, но все-таки согласился. Разумеется, за хорошие деньги.

Ну, конечно, братья Ямберовы заплатили не из своего кармана, а за счет тех старых признанных чемпионов. Кроме того, они заверили Гарвана, что отныне выпускают его на арену как настоящего борца под звучным именем Джени Гарра.

И в самом деле, Гарван потом несколько лет подвизался в цирке, восхищая зрителей своей силой и ловкостью, триумфально выходя из схваток с многократными чемпионами классической борьбы.

Женщины вились вокруг него, как мухи, он возгордился, стал говорить с хозяевами цирка как с равными, требовал прибавки жалованья и, когда они не соглашались, очень сердился и обижался. Тщеславие и гордыню разжигала в нем его сожительница, пылкая танцовщица и наездница Бернадетта Субироус.

— Вы, приятель, ведете себя точно зазнавшийся тенор. Все вам не по нутру, на все фыркаете, — язвительно заметил однажды Фернандо.

— Я попрошу... Что вы себе позволяете! — Джени Гарр вскочил с места и прямиком отправился в трактир.

«И что это за зверь такой, тенор? черт его знает, — думал он про себя, — может, порода осла? Или зебра? Или носорог?..»

Гарван запил, — впрочем, он всегда имел пристрастие к вину. Во хмелю он безобразничал, буйствовал и наконец так осточертел братьям Ямберовым, что они, решив отделаться от Джени Гарра, выпустили против него первоклассных венгерских борцов, и те, как говорится, стерли его в порошок; от громкой славы Джени Гарра осталось мокрое место.