Пламя и ветер - [11]

Воры нарочно пользовались приездом комедиантов, рассчитывая свалить вину на них, потому что бродячие артисты всегда под подозрением. Но совесть Гарвановых была чиста.

— Кукольников небось ни в чем таком не подозревают, — говаривала Жанетте мать после обысков. — Кукольники у людей в доверии. Не выходи замуж за циркача, выходи за кукольника. У нас, циркачей, жизнь собачья, а не человеческая. Да что я говорю — собачья! — заключала она с горечью. — Разве собака столько вытерпит, сколько человек!

4

Зимой и весной 1892 года цирку пришлось особенно туго. Выступали они в маленьких селениях, — побывали в Надейкове, Истебнийе, Опаржанах, Бернартицах, Ратаях, Радетицах, наконец остановились в Бехини, где прожили почти две недели, потом рискнули заехать в Табор, но прогорели, потому что там только что гастролировал большой цирк «Глобус», когда-то принадлежавший братьям Ямберовым.

Ямберовы, братья Ямберовы! Гарван поносил их на чем свет стоит.

Затем они повернули на Влашим, дали представление в Новой Вожице. Ученая лошадка Тина скинула, пришлось продать ее за гроши на мясо.

Семья горевала из-за этой потери, все ходили, не глядя друг на друга, не разговаривая; и только огрызались, злые на весь свет и на себя.

Жанетта плакала, ее было не унять. Она лежала в углу фургона, уткнув голову в тряпье. Почему Тиночку, ее любимую Тиночку, не похоронили в могилке? Ведь она была такая умница, не хуже человека, только что говорить не умела. Почему же отец так обидел ее, продал на мясо? Сколько она на нас поработала! Если бы Тиночку похоронили, можно было бы потом, когда цирк будет в этих местах, принести ей цветов на могилку, как близкому человеку, и поплакать там.

Жанетта хмурилась целыми днями и почти не отвечала отцу.

— Купим другую, такую же, полюбишь ее, не меньше Тины, — пытался утешить девочку Гарван.

— Никакую не хочу! Другую вы тоже продадите, когда она умрет, чтобы люди ее съели! — воскликнула Жанетта и отошла от отца.

— Еще чего! — крикнул он вдогонку Жанетте. — Гнить ей, что ли? Пускай и после смерти от нее будет польза людям.

Альберт тоже был удручен смертью Тины, но сознавал, что лучше получить за нее хоть немного денег, чем ничего. Деньги не так-то легко достаются. В отличие от Жанетты, ему хотелось, чтобы отец не медлил с покупкой лошади. Лучше всего купить белого жеребенка и сразу начать дрессировку. Он быстро всему выучится. То-то будет красота: белый конь под красным чепраком вылетает на арену!

— Белая лошадь приносит беду, — сказал отец. — Сколько я уже знал таких случаев!

— Почему же?

Гарван был суеверен, он считал, что белый конь не ко двору в цирке. С белым конем удачи не видать.

— Ну так я сам когда-нибудь... — возразил Альберт.

— Что значит «когда-нибудь»? — прервал его отец, насупившись, как в тот раз, когда лошадка Тина сбилась со счета на представлении, куда пришел сам староста.

— Не вечно же я буду мальчишкой, папаша.

— Ты, значит, собираешься уйти от нас, отделиться? Так, что ли? «Когда-нибудь, когда-нибудь»! — Лицо Гарана побагровело.

Альберт наморщил лоб и глядел в сторону. Издалека, откуда-то очень издалека донесся гудок паровоза. Юноша подумал: «Когда-нибудь я сяду в поезд и поеду, хоть черту на рога, куда угодно, лишь бы не жить под вашим кнутом, дорогой папаша».

— Что ж ты молчишь? — накинулся на Альберта Гарван, читая мысли сына по его лицу. — Почему не отвечаешь?

— Какая муха тебя опять укусила? — остановила его жена. — Дня не можешь прожить без ссоры!

— Полюбуйся на своего сыночка! — Гарван ткнул пальцем в сторону Альберта. — Ждет не дождется, когда сбежит из дому. Еще бы! Уже отросли крылышки!

— Это неправда, маменька!

— Впрочем, в нашей семье это уже не новость, — язвительно добавил отец.

— Перестань привязываться к детям, — огрызнулась Ружена. — Лучше подумай, где купить жеребенка.

— А у тебя есть на что? — удивился Гарван.

— Наверняка не было бы, если бы ты хозяйничал сам.

— Выходит, я тебе обуза? Что ж, могу уйти. Ей-богу, уйду, как этот твой Иероним. — Гарван стиснул кулаки и сделал свирепое лицо. — А жеребенка покупай сама!

Альберт махнул рукой, засвистал и направился к сестре, жонглеру Машеку и жокею Ливоре, который как раз седлал норовистую кобылу Искру, Жанетта хотела проехаться на ней.

— Ты только и знаешь ворчать да заводить ссоры, — накинулась Ружена на мужа, когда Альберт вышел. — Не можешь, что ли, не цапаться! Перестань наконец! Все тебе мерещится, что кто-то хочет сбежать из дому! А не то собирай-ка сам свои пожитки и ступай на все четыре стороны. — Она вдруг разом переменила тон. — Ну, ладно уж, езжай, купи наконец жеребенка, деньги у меня есть. Я понимаю — ты сам не свой из-за Тины, вот и срываешь злость на ком попало. Думаешь — мне сладко? Но я-то ни на кого не кидаюсь. Перебори себя и собирайся в Раньков, на ярмарку. Не разводиться же нам, в самом деле, из-за кобылы!

Гарван свесил голову и пробормотал что-то невнятное — так с ним бывало всегда, когда он видел, что хватил через край. Потом он сказал вполне членораздельно:

— Куплю коня. Жеребенка. Вороного жеребенка. Если только найду и если ты мне доверишь деньги.